— Слишком опасно.
— Ну да, я где-то читал, что эти контактные линзы напали на человека, — пошутил Уиллоус.
— А вы знаете, сколько раз в день в среднем мигает человек? — спросил Голдстайн. — Тысячи. И каждый раз, когда вы мигаете, контактная линза смещается по поверхности глаза. Знаете, на сколько она сместится за день?
Уиллоус и Паркер обменялись взглядами. Уиллоус видел, что Клер с трудом удерживается от смеха.
— Думаю, линза сместится намного, — сказал Уиллоус.
— На длину футбольного поля, — быстро уточнил Голдстайн. — Более чем на сто ярдов. Постоянно двигаясь туда и сюда. Туда и сюда. Об этом стоит подумать. А что получается, когда поверхности трутся?
Для наглядности он соединил свои ладони и крепко потер ими, металлический браслет его часов заблестел в свете флюоресцентных ламп.
— Тепло? — предположила Паркер.
Голдстайн улыбнулся. Клер покраснела.
— Трение, Клер. А когда твердый пластик трется о такое нежное вещество, как роговица глаза, то… Вы носили когда-нибудь линзы?
— Нет, — ответила Паркер.
— И ваши глаза от природы такие темные?
Паркер кивнула. Голдстайн смотрел на нее, как бы не зная, верить сказанному или нет. Вместо линз он надел очки в черной тяжелой пластмассовой оправе со стеклами толстыми, как экран телевизора. Казалось, этим очкам лет двадцать. Он снял их и протер стекла. На переносице и щеках остались красные следы.
У него на полке в банке с какой-то жидкостью хранилось мозговое вещество известного убийцы. Паркер где-то читала, будто мозг всех существ, включая человека, имеет одинаковый энергетический рейтинг — около ста пятидесяти калорий на унцию. Почему ей на ум пришла именно эта бесполезная вещь, а, скажем, не ее почтовый индекс?
— Что нового для нас по поводу стрельбы у моста Гренвилл? — вспомнила она.
Голдстайн надел наконец, к собственной радости, очки и посмотрел в лежащую перед ним желтую разлинованную бумажку.
— Думаю, что мало можно сделать, пока не найдено тело.
— Мы ищем, — сказал Уиллоус.
— В «понтиаке» только один тип крови, — сказал Голдстайн. — Резус положительный. Мозговое вещество человеческое, и осколки черепа, по всей видимости, тоже.
Он немного помолчал.
— Относительно последнего я не совсем уверен. Парень из антропологической лаборатории, Уотерс, согласился посмотреть. Если все так, как я думаю, то вы имеете дело с убийством. Никто не выдержит такого ранения.
— Мы с самого начала предполагали, что здесь что-то посерьезнее, чем кровотечение из носа, — сказал Уиллоус.
Голдстайн кивнул.
— Там были еще волосы. Некоторые с корнями. Судя по ним, жертвой был европеец, определенно — мужчина.
— Можете назвать возраст, ну хоть приблизительно? — спросила Паркер.
— По тому материалу, который у нас есть, не могу. Если бы побольше костей, кусочек черепа или спинного мозга, я мог бы сказать более определенно.
— Отпечатки пальцев?
— Никаких. Машина была протерта чище, чем… — Он взглянул на Паркер и быстро отвел взгляд.
— Что еще? — спросил Уиллоус.
— Мне кажется, Джек, надо прежде всего найти тело. Тогда многое станет ясным. Судя по всему, стрельба велась в упор. На теле можно найти следы пороха, смазки ствола и другое.
Голдстайн перелистал страницы в записной книжке и поправил очки.
— Теперь вы собираетесь спросить меня насчет стреляных гильз двадцать пятого и сорок пятого калибра, которые вы там нашли, верно?
— Ну и что с ними? — так и сделал Уиллоус.
— Как вы и предполагали, оружие автоматическое. «Стар» и кольт. И ничего кроме этого.
— На гильзах нет отпечатков?
— Они чистые.
— Даже частичных? Их тоже стерли?
— Думаю, что да.
Голдстайн снял очки и воззрился на стекла.
— Проблема?
— Я носил эти очки еще на подготовительных курсах медицинского колледжа. Они уже никуда не годятся, а новые получу только после обеда. — Он снова водрузил очки на нос и заметил: — Я слышал, вы нашли свидетеля.
Уиллоус поднял бровь.
— Бездомную леди, которая живет в заброшенном автомобиле, — уточнил Голдстайн.
— Она глухая, Джерри, и наполовину слепая, и она не видела, что произошло.
— А может быть, все-таки что-то и видела?
— Вы знаете то, чего не знаю я?
— Да нет, просто думаю, что вы могли бы взяться за нее пожестче, и только. Может быть, привести ее в порядок, дать ей провести пару ночей в другом месте. — Голдстайн улыбнулся. — Отбуксировать ее подвижной домик. Поскрести ее немного. Может, что-нибудь и узнаете.
— Я уже занимался такими людьми, — сказал Уиллоус. — Все, чего можно добиться от них, это слезы.
— Ну, смотрите, ваше дело.
— Вот это верно! — Паркер взглянула на Голдстайна: что за человек, просто червяк в яблоке…
— Я только хотел помочь вам и все. Но у меня нет данных. Нет ни жертвы, ни подозреваемого. А вы сунули мне пучок волос и осколки костей и ждете какого-то чуда. Так я вам скажу: я не гадалка.
— Спасибо за помощь, — сказал Уиллоус.
Голдстайн резко захлопнул за ними дверь. Стекла задребезжали, но выдержали.
— Что это с ним? — спросила Клер.
— У него жена беременна, — объяснил Уиллоус. — Получили анализ. Возможна двойня.
— В самом деле?
— Они собирались этим летом поехать в Европу. Путешествие жизни. Годы копили деньги.
— И теперь все пропало?
Уиллоус кивнул.
— Бедный парень, — вздохнула Паркер.
Уиллоус удивленно взглянул на нее.
— Почему ты его так жалеешь?
— Мне кажется, он не испытывает приятного волнения от предстоящего отцовства.
— Сколько ему лет. что-нибудь около тридцати пяти?
— Тридцать девять, — уточнила она. — К тому времени, когда детей можно будет брать с собой в путешествие, ему будет далеко за сорок. Может быть, тогда у них не путешествие станет очередной главной целью, а если они и поедут куда-нибудь, то дети их все равно свяжут!
— Ты говоришь так, будто все это хорошо знаешь.
— Когда родители брали меня и сестру в Европу, — сказала Паркер, — мы думали, что умрем там со скуки.
Уиллоус взглянул на часы.
— Как насчет ленча?