дуло не было направлено на нее. Она уставилась на пистолет.
– Знаете, мне так неловко задавать вам вопросы об отце…
– Все в порядке, пожалуйста, задавайте.
– Вы заметили, что в последнее время он ведет себя по-другому?
– Что вы имеете в виду? – поколебавшись, спросила Саманта.
Грег пожал плечами, подождал. Обычно он находился по другую сторону от листа с вопросами и ответами, он знал, как молчание может затруднить человека и что давление, создаваемое молчанием, должно быть разрушено любой ценой.
– В последнее время он был нетерпелив. Но ведь…
И ее невысказанное признание, что отец был тем еще сукиным сыном и в самые лучшие времена, повисло в воздухе.
– В последнее время ему звонили в необычное время? Особенно поздно ночью?
Глаза ее расширились.
– А вы откуда знаете?
– И с иностранным акцентом? – спросил Грег улыбаясь, не скрывая, что получает удовольствие.
Она подалась вперед. Чашка застучала о блюдце.
– Мой отец втянут во что-то, во что не следовало, Тод?
Вопрос удивил Грега. Он видел, как опускается и поднимается шелк, когда она дышит, и как тонкая ткань поглощает и отражает свет. Она была взволнована, но глаза, эти прекрасные темно-зеленые глаза смотрели холодно и даже отстраненно.
Интересно, а как настоящий полицейский расправился бы с таким опасным преступником? Грег взял в руки свой 357-й и задумчиво вращал цилиндр.
Клик-клик-клик.
Ее духи, казалось, проникали ему прямо в мозг. Желание охватило его с головы до пяток. Потом комната вдруг снова оказалась в фокусе, и он увидел, что она сидит совсем рядом, наливает ему кофе, он слышит шелест шелка, ее светлые волосы прекрасны, как солнце, а замша скользит по золотистым бедрам. Она передает Грегу его чашку. Их пальцы на секунду соприкасаются, пробегает электрический ток.
– А человек с акцентом, вы не знаете, чего он хотел? – спросила она.
Грег прочистил горло.
– Это и интересно. Видимо, он немного срезал ему закладные. Это необязательно имеет отношение к ограблению, не следует делать таких предположений. – Он рискнул заглянуть в глубину этих бездонных зеленых глаз. На ее маленьком аккуратненьком носике к тому же были деликатно разбросаны несколько веснушек, черт возьми. Он спросил: – Человек с акцентом, он часто звонил?
– Не знаю. Обычно я не беру трубку, если телефон звонит поздно ночью.
– А почему?
– Папе так больше нравится.
– Разве у вас нет молодых друзей?
Саманта залилась румянцем. Она умеет краснеть?
Грег не верил своим глазам.
– Вы работаете?
– Я студентка.
Грег кивнул.
– Папе всегда звонят по ночам в первых числах месяца. Обычно от двенадцати до часу ночи. Он берет трубку после первого же звонка и произносит не более двух слов: только «привет» и «до свидания».
– Я не совсем понимаю…
– Иногда говорят по полчаса и больше, а он только слушает и записывает.
– Что записывает?
– Цифры.
– Цифры?
– Ряды и ряды цифр.
Грегу представился Мартин Росс, извивающийся на полу в банке, серебристые волосы в беспорядке, лицо потное, и красное, и все сморщенное, словно зад бабуина.
Саманта немного отодвинулась от него.
– Что вы думаете об этом, Тод? Почему у меня такое чувство, будто вы знаете гораздо больше, чем рассказываете?
В глубине ее зеленых глаз под густыми темными ресницами притаились золотистые искорки. Ей могло быть не более двадцати одного – двадцати двух? Теперь она пристально смотрела на что-то, чего Грег не мог видеть, а ее тонкие белые пальцы перебирали край юбки.
– Между нами говоря, будущее вашего отца не представляется мне очень блестящим. То, что произошло в банке, эти ночные звонки…
Она повернулась к нему, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. Их колени соприкасались, она приподнялась и отодвинулась.
– Что я должна сделать?
– Думаю, с ним нужно поговорить. Нужно знать, сможете ли вы убедить его действовать правильно.
Она улыбнулась.
– Если он решится на сотрудничество, я сделаю все, чтобы ущерб был минимальным… – сказал Грег.
– Но если он втянут в мошенничество, его отправят в тюрьму?
Сколько бы она ни платила за свои духи, они стоили в два раза больше. Между ними пробежала искра, и они оба почувствовали ее, что-то происходило в этих живых глазах с золотистыми искорками – она была так близко от него, что он мог ее поцеловать, и она знала это. Ее губы ждали. Возможно ли или это ему только казалось?
Грег приподнялся на подушках, и теперь их колени снова касались друг друга, совсем слегка. По всему телу у него побежали мурашки, и в то же время он мучительно потел. Внезапно он сгреб пистолет, смел несколько крошек печенья и бросил их в кофейную чашку. Глаза Саманты захлопали, снова возвращаясь в фокус. Она казалась сбитой с толку, удивленной.
– Вам надо уходить?
– Я должен вернуться в офис.
Она взглянула на него очень прямо и спросила, совершенно открыто:
– Я еще увижусь с вами?
– Возможно.
– У вас есть визитная карточка?
Грег открыл партмоне Гарсия Лорки, заглянул и резко захлопнул его.
– Прошу прощения, они кончились.
Она поправила прядь волос.
– К тому же я редко бываю в офисе.
Теперь она смотрела на него взглядом, которым на него уже смотрели много раз: кипящая смесь из боли, грусти и замешательства с крохотным выражением гордости и гнева. Он узнал этот взгляд и решил воспользоваться случаем.
– Я, разумеется, не вправе это делать, – сказал он, – но если я дам свой домашний телефон, это поможет?
– К черту правила отдела.
Они оба были взволнованы. Она криво улыбнулась ему. У Грега не оказалось ни записной книжки, ни авторучки. Саманта исчезла в другой половине дома, он слышал, как открываются и закрываются ящики, и вот она вернулась, протягивает ему душистый блокнот с изображением ягнят, прыгающих через ограду, и массивную авторучку с золотым пером. Вместо своего мелкого, угловатого Грег научился писать размашисто-округлым почерком. Он написал номер на листке блокнота, приписав внизу «Тод», потом, завинтив крышкой солидное золотое перо, возвратил блокнот, а ручку незаметно положил в карман
