тихий, что Лоран едва расслышала его.
Аргивянка поставила чашу на стол и отпустила ручки. В тот же миг тьма исчезла и все стало как прежде. Как будто солнце снова вышло из-за туч, и плач ребенка затих.
– Вижу, вы тоже это почувствовали, – сказал Фелдон. Лоран кивнула и присела напротив Фелдона, так что силекс оказался точно между ними.
– Тут что-то есть.
– Что-то такое, чего мы еще не понимаем, – согласился Фелдон. – Что это? Предупреждение? Оружие?
– Но что это вообще значит? – спросила Лоран. – «Наполни меня воспоминаниями»…
– Разве Хуркиль не обучала вас технике медитации? – поинтересовался Фелдон.
– Она обучила архимандрита, а та кое-чему научила меня, – ответила Лоран. – Но существует очень много техник медитации, у разных ученых они разные, например у певцов-колдунов из Сумифы…
Фелдон оборвал ее жестом:
– Я спрашиваю о той технике, которой пользуется наша молчаливая подруга Хуркиль.
– Архимандрит говорит, что она усаживается поудобнее и думает о своем родном Лат-Наме, о лазурных волнах, покрытых белыми барашками, о том, как они разбиваются о берег, на миг зависая в воздухе. Я думаю, что мысли о родине позволяют ей достичь покоя, – сказала Лоран. – Пока они живы в ее памяти, ей нет нужды возвращаться на свой родной остров.
– И это все? – спросил Фелдон.
Лоран пожала плечами:
– Была пара странных случаев, – сказала она. – Архимандрит говорила, что после медитаций Хуркиль в ее комнатах становилось чище, как будто в них убирали. Книги сами собой оказывались на полках, а перья – в футляре. И конечно, никто не признавался, что это сделал он.
– И вы верите в это? – прорычал ее собеседник.
– Мне кажется, нам нужно глубже в это вникнуть, – ответила Лоран. – Если бы речь шла не о Хуркиль, Драфна заявил бы, что все это сказки и бредни.
– Верно, – кивнул Фелдон. – Но пытались ли вы попробовать сами? Пытались ли вы сосредоточенно вспоминать свою родину?
Лоран снова пожала плечами:
– Я не слишком хочу думать о том, что сейчас делается в Аргиве.
– Да, пожалуй, – сказал ученый. – А я попробую-таки выучиться медитации. Кажется, есть нечто общее между искусством медитации и идеей наполнить некий сосуд воспоминаниями о земле.
Лоран не ответила, а поглядела на чашу. Она протянула руку, но не решилась вновь прикоснуться к медному предмету.
Тишину нарушил Фелдон:
– Если это оружие, может ли им воспользоваться кто-то из братьев?
Лоран отрицательно покачала головой:
– Не думаю. Это же не механизм, нет ни тросов, ни противовесов, ни шестеренок, ни источника энергии. Есть предупреждение, да и чувство опасности возникает, когда касаешься ее.
Фелдон кивнул:
– Согласен. И все же почему мне так не хочется никому об этом рассказывать?
Лоран задумалась.
– Во всяком случае, надо рассказать архимандриту, – сказала она. – И надо обязательно переписать эти значки на пергамент. Несомненно, переводы помогут нам в работе. А потом спрятать чашу в надежное место, чтобы ее не выкрали. Просто на всякий случай – а вдруг эта чаша в самом деле может то, что на ней написано.
Фелдон еще раз кивнул, не отрывая глаз от силекса.
– В этом есть некое искушение, не правда ли? В том, чтобы стереть все с лица земли и начать все сначала?
Лоран поднялась с кресла, но задержалась у двери.
– Да, – согласилась она, – но в таком случае скорее всего ваши ледники расплавятся. Что же вы будете изучать?
Фелдон грустно улыбнулся:
– Разумно. Что бы там ни происходило между Мишрой и Как-Его-Там, дела еще не так плохи.
Лоран улыбнулась в ответ и оставила Фелдона наедине с его вопросами. Оказавшись в коридоре, она потерла ладони. Пальцы едва повиновались: только сейчас, спустя примерно полчаса с момента, как она взяла в руки чашу, они начали постепенно оживать. Она несколько раз сжала и разжала кулаки, пытаясь вернуть пальцам чувствительность.
«Да что это я, – подумала Лоран. – Ведь правда, дела идут совсем неплохо».
Пока.
Глава 25: Дыба
