– Почему ты не можешь подвинуть его поближе? – бушевал он.
– Мы не знаем почему, – тихо отвечал Мишра.
– Почему не знаете? – закричал кадир.
«Потому что ты приказал нам бежать сломя голову через весь континент производить впечатление на другие племена, – подумал Хаджар. – Потому что у нас нет ни времени, ни условий, чтобы изучить зверя, – мы только и успеваем по вечерам, когда ставим лагерь, делать зарисовки его конструкции. Потому что до этого момента изучение дракона стояло на последнем месте». Мысленно Хаджар задал себе вопрос, а не думает ли Мишра то же самое.
Если раки и соглашался с Хаджаром, то вслух он сказал другое:
– Этому может быть тысяча причин. Возможно, в городе есть что-то, что нас сдерживает. А может, причина в том, что такова природа мак фава. Может быть, у зегонцев есть устройство, которое влияет на машину. У нас слишком мало информации. Вопрос в том, следует ли нам упорствовать и далее, оставаясь здесь, или лучше свернуть шатры и покинуть Зегон, довольствовавшись богатствами объединенного народа пустыни?
Кадир откинулся на подушки, служанка протерла ему лоб влажным платком. Он, не обратив на нее внимания, сказал:
– Ты же проехал по этим землям. Ты видишь, они богаты древесиной и металлами. Они должны быть частью нашей империи, это будет только справедливо. Да и народ этот – фалладжи по происхождению.
«Настолько же, насколько и томакулы», – подумал Хаджар. За время экспедиции Хаджар насмотрелся на зегонцев и решил, что они такие же завзятые торгаши, как и прочие фалладжи, живущие в городах. «Интересно, – думал кочевник, – а что если у всех приморских народов есть какие-то неведомые способы останавливать механического дракона? И если это в самом деле так, что скажет кадир?»
А тот не умолкал:
– Мы будем упорствовать. Мы продолжим патрулирование. Пусть механический дракон ходит вокруг города, а войска тем временем сровняют с землей близлежащие маленькие города. В столицу потянутся испуганные беженцы и расскажут тамошним жителям, что за монстр ждет их за воротами. А еще мы отправим гонцов в Томакул с приказом прислать побольше воинов и, когда соберем достаточное войско, просто пойдем на штурм.
Хаджар подумал, что на реализацию этого плана уйдет больше полугода, но он не узнал, согласился ли с ним кто-либо из военачальников – никто из них не проронил ни слова. В прошлом некоторые советники в голос спорили с кадиром, но потом они все бесследно исчезли. Единственным счастливчиком был Мишра, но у него был веский аргумент в поддержку своих доводов – дракон весом в несколько тысяч фунтов.
Раки лишь кивнул и сказал:
– В таком случае нам понадобятся осадные машины. Ничего сложного, обычные тараны, по нескольку на каждые ворота. Вместе с большим количеством войск этого должно хватить.
Хаджар задумался, почему Мишра просто не прибегнет к силе механического дракона – с его помощью он может заставить кадира бросить эти дурацкие капризы, он даже может сам стать кадиром. Бывший землекоп полагал, что знает ответ на этот вопрос. Раки понимал, что может легко свергнуть кадира и подчинить себе основные племена. Но для чего? У Мишры не было желания лично править империей или ее областью. Его гораздо больше привлекала роль человека, который управляет всем из-за спины вождя.
Пока они с Мишрой шли обратно в шатер раки, стоявший теперь на окраине лагеря – вдруг раки под покровом ночи вызовет из-под земли новых драконов, – Хаджар продолжал размышлять. Мишра же был молчалив – после советов у кадира он всегда вел себя так.
У шатра раки стоял стражник, что было необычно. Но еще более странным показалась горящая внутри шатра жаровня. Кто-то даже зажег там свет.
– Посетитель, – сказал стражник. Он говорил с ужасным акцентом, и Хаджар сразу же признал в нем жителя западных земель близ Томакула.
– Поздновато, – сказал Мишра.
Стражник пожал плечами.
– Кадир знает? – спросил Мишра и получил тот же ответ.
Хаджар почувствовал прилив гнева. Что за стражник, который ничего не охраняет? И таким-то людям доверяют империю?
– Понятно, – сказал Мишра, который, казалось, и не думал наказывать стражника. – Можешь отправляться по своим делам.
Человек улыбнулся во весь рот, обнажив ряд золотых зубов, и растворился во тьме.
Мишра вошел в шатер и окинул взглядом незваного гостя.
– Я ждал тебя, – сказал он, к удивлению Хаджара. – Я рад, что ты успела устроиться, пока меня не было.
В палатке сидела женщина, самая красивая женщина из всех, когда-либо виденных Хаджаром. В пустыне нечасто встретишь рыжеволосых, среди сувварди этот цвет считался дурным знаком. А ее волосы полыхали как пламя ночного костра. Пышными, волнистыми кудрями они ниспадали на плечи. У нее были серо-зеленые глаза, точь-в-точь морская вода, плещущаяся у берегов Зегона, Взгляд этих глаз был столь же неистов, как и стихия, подарившая им свой цвет. Гостья была одета в мужские доспехи чужестранного вида, впрочем, они скорее подчеркивали изящество ее фигуры, нежели защищали от ударов мечей и копий.
Хаджар понял, что не может оторвать от нее взгляда. Он глубоко вздохнул, опустил глаза и задумался – заметила ли она это.
Женщина полулежала на подушках. Когда Мишра вошел, она томно потянулась.
– Меня ожидали? – спросила она. Голос ее звучал мягко, но чуткий слушатель уловил бы в нем твердость и силу.
