физическом и нравственном отношениях, но, если есть деньги и связи в высших сферах, то можно добиться всего; при таких условиях человек может быть уверен, что найдет жену, от которой продолжится его род.
Что касается пролетария, то если бы он родился с очень выдающимися способностями, они ему бесполезны, потому, что у его родителей нет средств дать ему образование, необходимое для развития его интеллекта; даже если ему удастся получить образование, то и тогда природные дарования не принесут ему пользы, ибо у него нет ресурсов применить их к жизни. Он осужден довольствоваться зависимым положением у какого-нибудь эксплуататора, который ниже его во всех отношениях, но обладает именно тем, чего недостает у пролетария: капиталом.
Будь он богатырь в физическом отношении, непомерный труд, лишения и нужда состареют его прежде времени, и, если случайно найдется несчастная женщина, которая согласится связать свою судьбу с его, то потомство получится малокровное и чахлое, ибо непосильный труд и физическая истощенность жены и мужа не могут не повлечь за собою вырождения детей. Вынуждаемая заботами о семействе, женщина три четверти своего времени отдает труду и, еле держась на ногах, работает на фабрике, или в мастерской до последнего момента, пока предродовые боли не свалят ее на постель: если к этому прибавить отвратительные гигиенические условия, при каких в большинстве случаев ведется труд, то получится больше, чем нужно, чтобы атрофировать семью на продолжительное время.
Конечно, я взял крайность, не все рабочие до такой степени удручены нуждой, и между человеком, в буквальном смысле умирающим от голода, и миллиардером тратящим несколько тысяч франков ради потехи, на погребение своей собаки, есть целая промежуточная градация с бесконечным числом оттенков.
Отрицательным подбором является еще военная служба, благодаря которой самые здоровые и сильные суб'екты обрекаются на холостую жизнь, в гнилой атмосфере городской проституции, на нравственную и интеллектуальную атрофию казарменного общежития и военной дисциплины.
„Совершенно отрицательным, в сравнении с искусственным подбором индейцев и древних спартанцев является в современных государствах подбор людей, которыми пополняются постоянные армии. Этот способ подбора мы выделим в особый вид и назовем его „военным подбором”. К сожалению, в настоящее время, больше, чем когда либо, милитаризм играет главную роль в том, что называется цивилизацией. Цвет и богатства сил цивилизованных государств расточаются на то, чтобы довести миллитаризм до высшей степени совершенства. Напротив, воспитание молодежи и народное просвещение, т. е. самые прочные устои истинного процветания государств, находятся в достойном сожаления пренебрежении. И это делается у народов, претендующих быть лучшими представителями самой высокой культуры и считающими, что они стоят во главе цивилизации!”
„Известно, что для увеличения наличного состава постоянных армий рекрутским набором выбираются самые здоровые и сильные молодые люди. Чем сильнее и нормальнее молодой человек, тем больше шансов, что он погибнет от пули скорострельного ружья, снаряда нарезной пушки, либо какого нибудь другого цивилизаторского оружия в том же роде. Наоборот, малосильные, страдающие какими-либо телесными недостатками молодые люди забраковываются рекрутским набором, остаются во время войны дома, женятся и производят потомство. Чем слабее, малокровнее и болезненнее молодой человек, тем больше у него шансов избежать военной службы и обзавестись семьею. В то время, как цвет молодежи проливает кровь на поле битвы, забракованные заморыши женятся, размножаются и передают свои болезни и телесные недостатки детям.”
„В силу законов наследственности последствием такого рода подбора является то, что физические, а вместе с ними и умственные недостатки не только распространяются, но и принимают все более острые формы; этим же искусственным подбором, в соединении со многими другими причинами об'ясняется и тот прискорбный факт, что в современных цивилизованных обществах телесная и умственная расслабленность прогрессирует, и все реже встречается сильный и независимый ум в здоровом и сильном теле.”
„Если бы кто-либо отважился выступить с предложением, чтобы по примеру индейцев и древних спартанцев, все дети слабые и болезненные, умерщвлялись тотчас после рождения, наше якобы гуманное общество подняло бы общий крик негодования; между тем это же самое гуманное общество находит в порядке вещей и молчит, когда сотни и тысячи молодых жизнерадостных людей, лучших представителей поколения, гибнет на войне. И спрашивается, ради чего приносится в жертву этот цвет народонаселения?”
„Ради чьих-то выгод, не имеющих ничего общего с интересами цивилизации? Ради династических интересов, чуждых для тех народов, которых заставляют беспощадно истреблять друг друга!”
„Так как цивилизация прогрессирует в смысле непрерывного увеличения состава постоянных армий, то конца войнам не предвидится; напротив, они должны стать все более и более часты.”
„Отмену смертной казни „гуманное цивилизованное общество” называет „либеральной мерой”! (Геккель, История естественного мироздания).
„Во всех странах, где существуют постоянные армии, рекрутский набор отнимает у общества самых красивых молодых людей; они или преждевременно умирают во время войны или, что часто бывает, приучаются к порочной жизни, и во всяком случае лишены возможности рано жениться; молодые же люди слабые, малорослые, плохо развитые физически остаются дома и имеют возможность жениться и оставить после себя потомство”. (Дарвин, Потомство человека).
Пролетариат, устоявший в течении сотни веков против всех вышеупомянутых факторов ведущих к вырождению, и продолжающий выдвигать из своих рядов людей сильных телом и душою, доказал свою ни с чем несравнимую жизненность, и буржуазия, успевшая в столь короткий промежуток времени совершенно выродиться, не имеет права заявлять, что лучшие и даровитейшие индивидуумы происходят от нея. Факты доказывают, что это не верно, и что она ниже того, чем могла бы быть, благодаря занимаемому ею положению в человеческом обществе.
Из сказанного выше мы видим, что свободная „борьба за существование”, на которую ссылается буржуазия — только фиктивно свободна и смело может быть сравнена с примерными сражениями, какие когда-то устраивались во время кровавых оргий римскими аристократами, где против вооруженных с ног до головы рыцарей выгонялись несчастные рабы, совершенно нагие, с жестяными мечами в руках. И когда представители буржуазии нам говорят, что жизнь — беспрерывная борьба, что слабые обречены на гибель и должны очистить место сильным, мы вправе им ответить: мы согласны с вами; вы говорите, что побеждают сильные и лучше организованные? Хорошо, пусть будет по вашему! На основании ваших теорий, победа принадлежит нам, рабочим!
Ибо вашу силу составляет тот почтительный трепет перед вашими привиллегиями, который вы сумели нам внушить; ваше могущество покоится на учреждениях, воздвигнутых вами, как средостение, между вами и народом, которого вы собственными силами не могли бы защитить; ваше превосходство основано на том непонимании наших интересов, в котором вы держали нас до сих пор; наконец, ваша даровитость заключается в той ловкости, с которой вы умели заставить нас быть защитниками ваших привиллегий, назвав их: отечеством! нравственностью! собственностью! обществом! и т. д.
Теперь мы прозрели и поняли, наконец, что ваши интересы прямо противоположны нашим; что ваши учреждения вместо того, чтобы защищать нас, все глубже и глубже низвергают нас в нищету, и поэтому мы вам говорим:
Долой предрассудки! Прочь бессмысленное преклонение перед устаревшими учреждениями! Долой фальшивую нравственность! Мы сильнее и способнее вас, потому, что столько веков боремся с голодом и нуждой, работая до изнеможения, при невозможных гигиенических условиях и в явно болезнетворной обстановке, и несмотря на все это, мы живы еще и работоспособны! Мы даровитее вас, ибо нашим трудом держится ваш общественный строй.
Победить должны мы, потому что лучше приспособлены, чем вы: вы могли бы в любой момент исчезнуть с лица земли, и это не помешает нам производить и послужит только на пользу нам; но если бы мы отказались работать для вас, вы не сумели бы сами приняться ни за какой производительный труд!
Победа должна быть наша уже потому, что нас больше, а этого, как вы сами говорите, достаточно, чтобы узаконить все смелые замыслы, оправдать все честолюбивые стремления, и заставить простить все содеянные несправедливости! В день роковой битвы мы будем в праве применить к вам смертный приговор, произнесенный вами же самими, и устранить вас из общества, на организме которого вы лишь паразиты и
