Песня сошла на нет. Проигрыш еще крутился какое-то время, потом поверх него легла совершенно не кстати реклама. Крикливая и грубая, особенно на контрасте с лирикой только что спетого.
— Тормозни, — попросил Кот. — Приехали. Вот тут где-нибудь.
Машина сбавила скорость, вздрогнула дернувшись пару раз, словно собиралась умирать прямо сейчас. Кот выскочил из салона, притормозил Милонега, рыпнувшегося было за ним.
— Ждите. Я сам все устрою. Лучше с машиной договоритесь.
— Что с машиной? — встрепенулся водитель.
Но Кот только дверцей хлопнул.
— Скажи-ка, милый друг, — впервые за всю дорогу нормально заговорила старуха, обращаясь к водителю. — А ты не хочешь денег заработать?
— Смотря чего делать, — бодро откликнулся тот.
— Машину нам свою отдать. Она нам нужна буквально на часок, меньше даже.
Водитель открыл рот, но не нашелся, что сказать на такую наглость. Старухе возражения и не требовались. На любые возражения у нее имелся свой и довольно весомый аргумент. Из-под разноцветных тряпок, составлявших старушечий костюм, на свет вырвалась пачка зеленых банкнот с американским давно испустившим дух президентом и цифрой сто. Пачка была увесистой. На такие деньги можно было купить пяток таких машин, если не больше.
— Деньги твои, машина наша. Документы на нее нам не требуются. Если захочешь, можешь заявление об угоне завтра пойти написать и получить тачку обратно. Идет?
— Юра, что на мосту?
Президент вопреки обыкновению не сидел во главе стола, а метался из угла в угол. На министра чрезвычайных ситуаций только что не набросился.
— Голубев какую-то ахинею несет. Знаю, что бомбили, но… Что там?
— Ничего хорошего, — привычно отозвался глава МЧС.
— Ты другие слова знаешь?
Юрий Яковлевич тяжело вздохнул.
— Знаю, только они нецензурные. После нанесенного удара аномальная зона расширилась в несколько раз. Теперь она охватывает не только мост, но и прилегающие территории. В зону аномалии попал кусок города практически от Калужской площади до станции метро «Парк Культуры», от памятника Петру Первому до середины парка Горького.
Президент засветился, как лампочка Эдисона.
— Прекрасно!
— Чего прекрасного? — не понял главный спасатель.
— Раз зона от силового воздействия расширяет границы, значит силовое воздействие исключается. ЕС и Штатов можно больше не опасаться. Не предложат же они в самом деле ядерный заряд в аномалию швырнуть. Это слишком даже для англоговорящих кретинов.
Президент прошел на свое место, опустился на сидение и расслабленно откинулся на спинку кресла. Юрий Яковлевич подошел ближе, но сесть не рискнул.
— А что делать с аномалией? — спросил осторожно.
— Теперь все что угодно, — бодро ответил президент. — Мысли есть?
— Да.
Юрий Яковлевич выдвинул кресло, и устало сел перед президентом. Тот с интересом подался вперед.
— Говори, — мягко, но требовательно сообщил он.
— Мысль одна, — Юрий Яковлевич потер виски. — Я хотел бы просить об отставке.
Больничная койка оказалась жесткой. Степа только сейчас понял, что за все время учебы, да и вообще за всю жизнь ни разу не лежал на больничной тахте. Даже не присаживался, кажется, ни разу.
После лошадиной дозы обезболивающего ноги в гипсе не то что не болели, вообще не ощущались. Словно бы ниже пояса ничего не было, окромя воздушной легкости. Догадываясь о том, что это счастливое ощущение будет не вечно, Степа ловил кайф, готовясь к приходу боли.
В конце палаты на кронштейне висел небольшой телевизор. Старенький, таких наверное уже и не осталось нигде. Разве что в больницах. С экрана гундосил диктор. Не то с дикцией у парня проблемы, не то насморком мучается, подумал Зюзя и добавил звук.
Под торопливо-гнусавое бормотание диктора на экране сменяли одна другую картинки с пейзажами с моста.
— Неудачная бомбежка повлекла за собой распространение аномальной зоны. Территория ее увеличилась до нескольких километров в диаметре. Военные, сменившие милицию, по-прежнему не снимают оцепление. Стоит отметить так же и возвращение отрядов ОМОНа, которые предприняли попытки разогнать находящихся рядом граждан, обвинив в несанкционированном митинге. Власти на этот счет, как и вообще насчет аномалии, так и не дали никаких комментариев.
Экран перемигнул картинкой, снова явив миру лик диктора.
— Так же из компетентных источников нам стало известно, что сегодня…
В дверь постучали, Степа подхватил пульт и убавил звук, приподнялся на локте.
— Входите.
В палату быстро вошли два мужика. Один был наглухо застегнут на все пуговицы, под самый ворот халата. Второй халат накинул на плечи, из-под распахнутых пол виднелся серый китель. Вот и милиция, вздохнул Зюзя.
— Здравствуйте, Степан Александрович, — вежливо начал тот, что накинул халат на плечи. — Догадываетесь по какому мы к вам поводу?
— Апельсинчики принесли? — расплылся в дурковатой улыбке Степа. — А чего не спрашиваете, как здоровье?
— А чего спрашивать, — довольно грубо отозвался застегнутый. — Есть такая штука, как карта амбулаторного больного и лечащий врач.
На контрастах работают, пришла мысль. Как в плохом детективе. Или как в классическом детективе, когда жанр только пробовали наощупь. Хотя вряд ли эти двое читали классический детектив. Да и вообще вряд ли чего-то читали. По правде сказать Степа и сам читать начал не так давно.
Распахнутый подставил стул, присел возле тумбочки у кровати. Откуда-то возникла кожаная папочка, уже из нее вынырнули листочки с какими-то бланками.
