— Протокольчик составим, — пояснил улыбаясь распахнутый.
— Какой протокольчик, — не понял Степа, продолжая косить под дурачка.
— Содержательный, — повысил голос застегнутый. — Ты рассказывать будешь, или из тебя клещами тянуть?
— Рассказывать, — Степа откинулся на подушку. — Значит так. Пошли как-то на охоту четыре врача. Терапевт, психиатр, хирург и патологоанатом. Сели в кустах с ружьями, пьют водку, ждут, когда утки полетят.
— Чего? — выпучился застегнутый.
— Погодите, сейчас объясню, — поспешно отозвался Степа. — Сидят, значит. Летят утки. Терапевт вскидывает ружье, целится и думает: «Интересно это утки? А может это и не утки вовсе, а гуси». Пока думал, утки улетели.
Степа покосился на застегнутого, тот начал багроветь.
— Сидят дальше, летят другие утки. Психиатр вскидывает ружье, целится и думает: «Это утки. Я точно знаю, что это утки. А вот интересно, знают ли они, что они утки?» Пока думал, утки улетели.
— Ты, шутник, — не выдержал застегнутый. — Хватит лапшу на уши вешать. Давай по делу.
— Погоди, — весело отозвался Степа. — Сейчас перейду к сути. Сидят они дальше, пьют. Летит третья стая уток. Хирург вскидывает ружье, не целясь почти, бах из одного ствола, бах из другого. Потом поворачивается к патологоанатому и говорит: «Слушай, сгоняй посмотри — утки это были, или еще кто».
Распахнутый прыснул над чистым бланком. Застегнутый сердито зыркнул на коллегу и тот поспешил отвернуться к окну, но потому как подрагивали плечи было ясно, что ему смешно. Не то анекдот позабавил, не то ситуация.
— Я сначала хотел стать патологоанатомом, — добавил Степа, глядя в потолок. — А потом решил стать хирургом. Жизни спасать как-то благороднее и правильнее, чем в смерти ковыряться. Так вот я к чему…
— Да уж, — перебил застегнутый. — Пора бы наконец сказать к чему ты.
Степа посмотрел на мента высокомерно, словно читал монолог Гамлета, а перед ним в первом ряду с громким хлопком открыли бутылку шампанского.
— Я к тому, что есть такая улица в городе-герое Москве. Называется Крымский вал. Там сейчас один сотрудник милиции работает. Полковник. Сергеем Витальевичем зовут, так вы его сюда приведите и я ему все в подробностях расскажу. Скажете — Зюзя в больнице и у него есть информация.
— Зюзя? — вскинулся распахнутый.
— Ну да, это я, — бодренько пояснил Степа.
Обезболивающее постепенно сдавало позиции и держаться бодрым становилось все труднее.
— Фамилия, — грозно навис над койкой застегнутый.
— Моя? — не понял Степа.
— Нет, полковника, — застегнутый был суров до невозможности.
— А я откуда знаю? Но на Крымском мосту полковников милиции Сергеев Виталичей больше одного вряд ли найдется.
Застегнутый отпрянул. Он выпал из поля зрения, голос его донесся откуда-то со стороны.
— Жаль, что у тебя ноги сломаны, — злорадно произнес он. — Я б тебе их сам с удовольствием переломал.
— А это уже угроза, — вяло констатировал Степа.
Боль не просто давала о себе знать, а возвращалась семимильными шагами.
Сбоку зашуршало.
— Грамотные все, — бормотнул застегнутый.
Степа прикрыл глаза. Смотреть не хотелось, думать не хотелось, ничего не хотелось. Очень хотелось забыться сном, проснуться и чтобы все было по-другому. Без боли, милиции и прочих несуразностей. Или уж если без этого никак, тогда заснуть и вовсе не просыпаться.
— Фамилия, имя, отчество, — донесся от тумбочки ровный тон распахнутого.
— Сергей Витальевич. Фамилии не знаю, — глухо отозвался Степа.
— Не полковника, твои.
— В карту амбулаторного больного загляните, — не удержался от язвительности Степа. — Там все есть. И дата рождения, и…
Он замолчал и закусил губу. Вместо этих двоих с большим удовольствием сейчас повидал медсестру со шприцем с обезболивающим.
— Слушай, умник, — Степа почувствовал, что над ним снова кто-то навис, но глаз открывать не стал и виду не подал.
Что происходило между ментами оставалось только догадываться. Какое-то время в палате шуршала тишина, потом нависший над ним человек отступил. Еще через несколько секунд хлопнула дверь палаты.
— Хорошо, — согласился сбоку голос распахнутого. — Сегодня днем вы ехали по Новорижской трассе и стали виновником дорожно-транспортного происшествия С этим вы спорить не станете?
— Не стану, — голос прозвучал совсем бледно, как не пытался Зюзя придать ему сил.
— Вы находились за рулем машины, принадлежащей Штрахову Игорю Евгеничу. Документов на машину, а так же каких-либо документов, разрешающих вам управлять этой машиной, при вас не обнаружено. Как вы это объясните.
— Просто у меня этих документов никогда не было.
— То есть вы признаете, что угнали машину господина Штрахова.
Степа открыл глаза и с трудом повернул голову.
— Слушайте, если я начну вам сейчас что-то объяснять вы все равно не поверите. На Крымском мосту должен работать полковник милиции Сергей Витальевич. Во всяком случае, вчера он там был. Найдите его и я дам ему показания.
Зюзя отвернулся и закрыл глаза, не желая больше говорить. Голова начала кружиться, подташнивало. Боль разошлась не только по переломанным ногам, но и по всему много раз ушибленному телу.
Заведение, скрывающееся за советского разлива вывеской «Пельменная», внутри тоже дышало давно забытым духом СССР. Стоечки и столики, отсутствие стульев. Тусклые светильники. За окном наливался темными красками вечер, и бледный свет выглядел особенно бледно. Контингент в основном мужской и большей частью не шибко пафосный. Пафосные сюда заруливали только по недоразумению или в поисках острых ощущений.
От барной стойки к потолку струилось пропылившееся вьющееся искусственное растение. Где-то под потолком оплетало старенький, подвешенный на кронштейне телевизор. Зюзя был не прав, такая архаичная техника сохранилась не только в больницах.
С экранчика тихо, так что и не услыхать, если не стоять рядом вслушиваясь, бормотал что-то диктор:
— Так же из компетентных источников нам стало известно, что сегодня подал заявление об отставке министр чрезвычайных ситуаций России. Однако президент отставки министра не принял, не смотря на ситуацию в центре столицы, которая продолжается уже третьи сутки…
Кот стоял возле столика и ковырял застывшие пельмени пластиковой вилочкой. Рядом возвышался графинчик с водкой. Слава богу водку подали в графинчике, а не в бутылке. Оборотень даже задуматься боялся о том, что написано на этикетке этого напитка. Так хоть можно дофантазировать, что водка плохая и дешевая, а не самая плохая и самая дешевая.
— А потом она меня выгнала, — закончил свою историю мужик, что стоял напротив и ковырял грязными пальцами сушеную рыбину. — Просто взяла и сказала «собирай вещи и уматывай». Я собрал и умотал. Думал счастье, что больше с ней не живу, раз она так ко мне относится. А только хрен. Вот сколько без нее живу, а счастья так и нет. Раньше было, а теперь…
Мужик высунул язык между губами и выдал не шибко пристойный звук. Оборотень слушал
