память, а остальные сложил в мешок и вынес на лестницу — вдруг кому-то пригодится.
— Заодно и прибрался, — похвалил я себя и вставил диск в дисковод. Это была «Nirvana», альбом «Smells like teen spirit» — тот, самый знаменитый, где на обложке младенец плывет за насаженной на рыболовный крючок купюрой. От «Нирваны» я страшно фанател в подростковом возрасте. Пусть говорят, что музыка «Нирваны» пустая, бессмысленно-яростная, что это протест, ведущий в никуда. Пусть себе говорят, ничего они не понимают! Я выбрал мою любимую песню — коматозно-заторможенную «Something in the way». Такую же отвлекающе-медлительную, как походочка Валенка, но со сжатой пружиной внутри, с подавленной энергией, каким я был сам, когда нес всякую чушь, а сам готовился ему врезать.
Что-то в пути, о-о-о…
Что-то в пути, ммм…
Да, эта песня лучше всего отражала мое настроение и состояние. Нечто в пути. Только что это? Или… кто?
Я рассеянно поднял взгляд — и все мысли вылетели у меня из головы. На меня кто-то смотрел сквозь стекло. Темный, человекоподобный силуэт пялился на меня светящимся звериным желтым глазом.
Я вскочил как ужаленный и кинулся к окну. Выглянул на улицу, никого там не увидел. И неудивительно. Пятый этаж как-никак.
Почудилось? За стеклом колыхались голые ветки тополя, внизу проезжали машины и горели фонари. Конечно, никого там не было, но меня почему-то затрясло.
Вспомнилось, как недавно во время прогулки меня напугала Васька. Уставилась в пространство, показывает пальцем и радостно говорит:
— Ав!
А там нет никакой ни «ав», ни «мяу», а просто пустое место.
Но Васька определенно что-то такое видела. Надо сказать, «ав» у нее не только собака, а вообще любое мохнатое животное с большими зубами. Другой бы родитель вообще внимания не обратил. А у меня по спине поползли мурашки непонятно с чего. В точности как сейчас.
«К черту, — подумал я, устало отворачиваясь от окна. — И глюки, и все остальное. Пойду-ка я в самом деле спать».
В ванную я зашел, не ожидая подвоха. Включил воду, поплескал в лицо, выдавил пасту на щетку, взглянул в зеркало — проверить, как поживает фингал…
Зубная щетка выпала из рук и шмякнулась на пол.
Нет, вовсе не фингал так напугал Ленку!
С бледного перекошенного лица на меня смотрели два глаза: один привычный — мой, серый, а другой — чужой. Ярко-желтый. С вертикальным зрачком.
Я пулей вылетел из ванной. По спине стекал пот, ноги подгибались.
Посидел несколько минут на кухне, успокаивая дыхание.
Может, показалось?
Когда руки перестали дрожать, бегом вернулся в ванную и снова принялся рассматривать глаз.
Нет, не показалось.
Зрелище было жуткое. Чем дольше я смотрел на глаз, тем отвратнее он мне казался.
Глаз был чисто змеиный. Глазное яблоко — налитое кровью, покрытое красной сеткой мелких сосудов. Золотисто-зеленая радужка — ядовитого, абсолютно шизового оттенка. И черный узкий зрачок — словно глаз треснул пополам.
Для проверки выключил свет — так и есть. Глаз тут же засветился ярко-желтым светом. Так вот кто смотрел на меня из-за окна…
«А что? — мужественно сказал я себе, пытаясь не поддаваться панике. — Даже по-своему прикольно! Ни у кого нет такого глаза, а у меня есть! Буду теток в отделе пугать!»
Но радости почему-то не испытал.
Нет, на своем месте — на морде какой-нибудь ящерицы — глаз, может, смотрелся бы и неплохо. Но не на человеческом же лице!
Откуда он взялся? Почему? За что мне это?
Что мне с ним делать?
Как с этим жить?!
Я вышел из ванной, вернулся в кухню, подошел к окну и зажмурился крепко, до слез.
Чувствовал я себя как в анекдоте про заблудившегося туриста, который разбудил от спячки медведя.
«— Зачем орал?
— Да хотел, чтобы меня кто-нибудь услышал!
— Ну, я услышал. Легче тебе стало?»
Сердце колотилось так, что стук отдавался в ушах. Я прижался лбом к холодному стеклу северного окна и уставился туда, где сейчас раскинулись сияющие новостройки, а раньше была только бездонная темнота.
Глава 7
Попытка разобраться
На следующий день, едва проснувшись, я первым делом кинулся к зеркалу — смотреть, не прошло ли само.
Ничего подобного. Стало хуже. Гораздо хуже.
Глаз был на месте — все такой же злобный, змеиный, ядовито-желтый. Красных прожилок стало поменьше. Зато кожа вокруг глаза стала твердой и шершавой, как панцирь краба, — трогаешь пальцем, и чувствуется покалывание. Внешне было не очень заметно. Пока. Я уже чувствовал, что процесс пошел, и добром он не кончится.
Вчерашний панический ужас остался в прошлом, сменившись полнейшей растерянностью. Что с этим делать? Пока все не зашло слишком далеко, надо срочно что-то предпринять… но что? Сам я эту проблему определенно решить не могу, тут нужен специалист…
«Сходить к врачу?» — подумал я и горько усмехнулся. К какому еще врачу? К окулисту?
Да любой окулист только разведет руками — в лучшем случае…
Может, сразу предложить себя в Кунсткамеру в качестве экспоната? А лучше продать. Заодно и денег подзаработаю…
И тут я кое-что вспомнил. Кирилл! У меня же есть старый друг — без пяти минут врач. Он уже выучился и сейчас проходил практику в больнице, вот только его специализацию я так и не вспомнил. Кажется, терапевт…
Я с энтузиазмом принялся искать его номер в списке контактов. Внутренний голос назойливо зудел, что радоваться пока нечему, и вообще — глядя правде в глаза — скорее всего, ничем мне Киря не поможет. Но я все же дозвонился и договорился о встрече после работы у метро. По крайней мере одна польза от звонка была — полегчало на душе. Я настолько взбодрился, что даже немного поэкспериментировал с желтым глазом. Если врага не победить, то надо его хотя бы изучить — чтобы знать, каких пакостей ждать в дальнейшем.
При дневном свете змеиный глаз вел себя совершенно как обычный. В темноте (эксперимент ставился в ванной) тут же вспыхивал ярко-желтым светом. При этом резко усиливалось ночное зрение. Еще — у нормальных людей ночное зрение черно-белое, а у меня оно стало скорее черно-зеленым. Кроме того, что- то изменилось с фокусировкой. То, что попадало в фокус, было видно очень четко — кажется, даже лучше, чем при свете, — но вся периферия расплывалась, исчезала и наполнялась подвижными тенями. Я скосил глаза, аккуратно сфокусировал взгляд на самой крупной тени и четко увидел существо, сидящее на краю раковины.
Размером оно было примерно с хомяка, только с перепончатыми лапами и хвостом лопаточкой.
