Ни на следующий, ни на послеследующий день Марине не удалось поговорить с Мишей на важную для нее тему. Просто потому, что на мастерские свалилось сразу несколько заказов, выполнить которые, как обычно, нужно было еще позавчера. И до конца недели они говорили только о работе. Впрочем, Марине это было действительно интересно, так что она вполне готова была подождать еще немножко.
Вот только ее слегка обижало то, что Миша, похоже, к работе все-таки стремился сильнее, чем к ней, Марине. И с каждым днем обида все накапливалась, разрасталась... Марина уже сдерживалась с огромным трудом. Ей хотелось накричать на Мишу, даже ударить его. Почему он уделяет ей так мало внимания? Это просто невыносимо!
Они работали даже в субботу, почти до четырех часов. И Марина уже так устала, что к ее глазам то и дело подступали слезы. То ли от простого физического утомления, то ли от нервной перегрузки... И конечно же, настал момент, когда она сорвалась.
Сорвалась из-за сущего пустяка.
Славик, пробегавший мимо, нечаянно толкнул Марину под руку (просто из-за тесноты, цех был жутко завален новыми предметами), и Марина уронила едва просохшую гипсовую отливку. Это была маска царя Тутанхамона, которую Марина должна была раскрасить. Маска разлетелась вдребезги – и Марина тут же раскричалась как сумасшедшая. Ей было наплевать, что сделать новую отливку совсем несложно, благо форма имелась, ей было наплевать, что о ней подумают бутафоры... Она выплескивала со дна души все, что там накопилось, она наслаждалась своим горем, своим гневом...
Наслаждалась.
В какой-то момент Марина вдруг снова поняла это.
И сразу же замолчала. Тимофеич, поспешивший на шум и уже стоявший рядом с ней, обнял Марину за плечи и тихо сказал на ухо:
– Иди-ка ты домой, девочка, отдыхай. Хватит с тебя.
– Я... я... – попыталась заговорить Марина, но захлебнулась слезами и пулей вылетела из цеха.
Действительно, ей пора было домой.
Она почти бежала по улице до тех пор, пока не начала задыхаться, и лишь после этого перешла на нормальный шаг. Черт побери, да что же это такое? С чего она разоралась? Не из-за куска же гипса! Глупо, как глупо... Хорошо еще Миши в этот момент в цехе не было. Может, ему и расскажут, но это вряд ли. Бутафоры были людьми весьма специфического склада. Они моментально забывали все то, что не относилось непосредственно к работе. Но на самом-то деле им бы следовало быть повнимательнее к Марине. Она не просто человек новый, не слишком привычный к делу, она еще и в особых отношениях с их руководителем...
В особых?
Марина остановилась, не дойдя полтора квартала до своего дома.
А что такого особенного в их отношениях? Они пока что просто друзья. Да если бы и не так, все равно... В цехе ценят только умение.
Вот и ценили бы, Марина как-никак действительно талантлива...
Да, но не настолько, насколько Миша или Тимофеич.
Марина достала из сумочки сигареты. Закурила, медленно пошла дальше.
А ведь ей как раз этого всегда и хотелось, сообразила она: быть на особом положении, чтобы к ней относились не так, как к другим... Точнее, раньше, в тусовке, Марина вообще не воспринимала тех, кто относился к ней так же, как ко всем прочим. Считала себя особенной.
Но почему?
Чем она лучше остальных людей? Тем, что очень, ну просто очень красива? Но это же только внешнее. А внутри она – как гадюка, которой наступили на хвост. Злая-презлая.
Она гораздо
А вот Миша действительно не такой, как все. Чего стоит одна только его мечта открыть экспериментальный некоммерческий театр! Конечно, Марина ни за что не додумалась бы до такого. Зато она могла бы пригласить в этот театр ту фантастически талантливую даму, мадам Горину, у которой когда-то, в незапамятные времена, в прошлой жизни, покупала наряды, равных которым не существует в мире, – чтобы мадам Горина придумывала костюмы для актеров и руководила пошивом... Уж она-то сумеет! Но для этого Марине действительно нужно быть очень богатой. Так что лучше и не думать о таких вещах.
Наткнувшись на что-то, Марина резко остановилась и вскинула голову. Это не «что-то», а «кто-то»... ой, да это же Миша!
– Ты?.. А я...
– Маришка, я сволочь.
– Что?! – перепугалась Марина. – Ты что такое говоришь?
– Я тебя загонял, не подумал, что ты еще слишком молоденькая для таких нагрузок, да и привычки пока нет. Мне сказали ребята, что ты просто до истерики устала. Прости меня, пожалуйста. Простишь?
Марина уставилась на него во все глаза, не понимая, что это он такое говорит. Она всем нахамила, а Миша перед ней извиняется? За что?!
Ей стало так стыдно за собственную глупость, что она уткнулась носом в плечо бутафора и разревелась как маленькая.
Михаил осторожно гладил ее по спине и тихонько бормотал:
– Ну, Мариша, перестань, из-за чего плакать-то? Мариш... Пойдем, а? Тебе домой лучше поскорее...
– Ми-иша, – всхлипнула Марина, не слушая, что он там говорит, – Мишенька, мне так без тебя плохо! Ну почему ты так со мной держишься? Как с подружкой! Я так не хочу!
Михаил смущенно засопел носом и сказал:
– Старый я для тебя, Маринка, да и...
– Что «и»?
– Уж очень ты красивая девчонка. Просто с ног сбиваешь своей красотой. На что я тебе сдался?
– На то! – сердито сказала Марина, подняв наконец заплаканное лицо и уставившись в глаза Михаила. – Как будто сам не понимаешь! Я тебя люблю, дурак! Ну неужели я тебе ни капельки не нравлюсь?
– Да я-то в тебя сразу влюбился без памяти, как только в первый раз увидел, – смущенно признался Михаил.
– Я тоже, – тихо сказала Марина. – Только я тогда этого не поняла. Мне просто очень хорошо было рядом с тобой, спокойно.
– Мариночка, – снова завел свое бутафор, – да разве я тебе пара? Ты такая молодая, такая красивая...
– Не болтай глупостей! – рассердилась Марина. – Я просто дура и неумеха рядом с тобой, а вот ты – ты настоящее чудо и настоящий мужчина!
– Я мужик, – уточнил Миша. – Обыкновенный деревенский мужик. Я в детстве коз пас. А ты девочка из богатой семьи...
– Я тоже умею коз пасти, – расхохоталась Марина. – И грибы искать, и грядки полоть, и кашу пшенную варить. Так что не очень-то задавайся своими деревенскими корнями!
– Пшенную кашу я люблю, – признался бутафор.
– Я знаю, – важно сообщила Марина.
– Откуда? – удивился Михаил. – Я тебе не говорил, я точно помню.
– Мне бабушка сказала. Во сне.
– Ни фига себе! – вырвалось у бутафора. – А что еще она тебе говорила?
– Что я должна как можно скорее выйти за тебя замуж.
