Некоторые ученые полагают, что именно они были нашими предками, но это, на мой взгляд, просто глупость. Они слишком малы.
Харвич усмехнулся. На Земле тоже есть чудаки, считающие предками человека обезьян, ну и что? Обычное дело. Во всех разумных мирах существует категория людей, которым обязательно нужны самые примитивные объяснения для любого сложного явления.
- Ну, я пошел, - сказал он. - В то самое кафе.
Персонал кафе, загодя предупрежденный, успел соорудить нечто вроде детских качелей, и эта конструкция была спущена для бескрылого гостя. Винцент с любопытством осмотрел тщательно вымытую неширокую кухонную доску, с двух концов обвязанную надежными веревками. Представив, как развеселила бы такая услужливость инспектора Ольшеса, Харвич осторожно сел на доску, и его с почестями вознесли наверх.
Кафе лейтенанту понравилось с первого взгляда. В нем преобладал любимый Харвичем бледно- сиреневый цвет, да к тому же стены были расписаны примитивными картинками - пейзажами и натюрмортами. Розовато-сиреневые скатерти на круглых столиках, ярко-сиреневые стеклянные вазы с белыми и светло-желтыми цветами, зелень листьев, белые стулья... У дверей землянина встретил официант в белой куртке и сиреневых свободных брюках.
- Нам очень приятно, что вы решили посетить наше кафе, - сказал официант, шелестя беловатыми крыльями, и его острое мышиное личико светилось при этом такой искренней радостью, что Харвич невольно широко улыбнулся в ответ. Но все же он решил немного охладить энтузиазм официанта.
- Ну, когда к вам явится целая толпа бескрылых, вряд ли вы будете так уж рады, - сказал он. - Они вас доведут своими капризами!
Официант рассмеялся.
- Да ведь и крыланы далеко не ангелы, - ответил он. - Прошу вас, куда вы хотели бы сесть?
Харвич огляделся. Посетителей в кафе было немного, и свободных столиков более чем хватало, но ведь ему позарез нужно было хоть с кем-нибудь поговорить...
- А ничего, если я подсяду к кому-нибудь? - спросил он. - Понимаете, я ведь на вашей планете впервые, и...
- О, разумеется! - понимающе откликнулся официант. - Вон там, у окна, сидит наш постоянный клиент. Он старый человек, очень одинокий, и любит поговорить. Но должен вас предостеречь: он слишком любит поговорить.
- Вот и хорошо! - обрадовался Винцент. - Мне у вас все очень интересно, я с удовольствием его послушаю.
Официант кивнул, и Харвичу показалось, что он рад за старика. И в следующую минуту лейтенант уже сидел напротив старого крылана в темно-синем строгом костюме. Почти черные крылья мыши свисали по обе стороны спинки мягкого белого стула. Харвичу понравилась общая цветовая гамма. Он любил контрасты.
Выждав, пока Харвич и официант подробно обсудят заказ, крылан приступил к беседе.
- Вы позволите мне представиться первому? - спросил он. - Или на вашей планете другие правила хорошего тона?
- Меня зовут Винцент, - тут же сообщил Харвич, отлично заучивший все инструкции, полученные в Управлении. А инструкции эти гласили, что правила хорошего тона на Димее в основном такие же, как и во всех разумных мирах. Младший должен оказывать уважение старшему, и уж конечно, первым называть свое имя. - Я слишком молод, чтобы вы мне представлялись первым, - пояснил он.
- О! - в черных, глубоко сидящих глазах крылана мелькнуло что-то, непонятное Харвичу. Но во всяком случае, старик не обиделся и не рассердился. - Рад это слышать. Но, поскольку я впервые в жизни так близко вижу двуногого прямоходящего, я, естественно, не в состоянии определить ваш возраст. А мое имя - Лон-Гир.
И началась беседа...
О чем только они не говорили! Харвич, несмотря на основательную сумму знаний, вколоченную в его память перед командировкой, прекрасно понимал, что ему известен лишь некий каркас, и что познакомиться с настоящей жизнью крыланов невозможно даже в Особом отделе Управления Федеральной безопасности. Конечно, все то, что собрали дипломаты, долгие годы готовившие Димею ко вступлению в Федерацию, особисты знали. Но все это оставалось голой схемой. И для того, чтобы наполнить ее дыханием, необходимо было соприкоснуться с крыланами, заглянуть в их дома и души, прислушаться к шороху их тонких перепончатых крыльев, присмотреться к странным траекториям их полета... и, конечно, вникнуть в их искусство.
И вот тут-то и обнаружилась точка преткновения.
Когда разговор, текущий по принципу свободной ассоциации, повернул к росписям на стенах кафе, Харвич сказал:
- Я вообще-то люблю примитивную живопись, но предпочитаю более яркие краски. Здесь все уж слишком пастельное.
- Примитивную? - непонимающе глянул на него Лон-Гир. - Что вы имеете в виду?
Харвич немножко растерялся.
- Ну, все сразу, наверное, - неуверенно сказал он. - Линию, цвет, объемы...
- Росписи на этих стенах выполнены одним из самых известных на нашей планете художников, - суховато сказал Лон-Гир. - И я никогда не слышал, чтобы его обвиняли в примитивизме. Наоборот, он принадлежит к числу наиболее сложных, философски мыслящих живописцев.
Харвич немного подумал.
- Может быть, мы говорим о разных вещах? - предположил он. - Вот, например, этот натюрморт. - Он ткнул пальцем в ближайшую к ним стену. Говоря 'примитив', я имею в виду, что, скажем, вот этот контур... ну, его линия слишком изломана, в ней нет плавности... Знаете, мне трудно об этом рассуждать, я ведь не искусствовед, я говорю просто о собственном восприятии...
Лон-Гир довольно долго молчал, поглядывая то на Винцента, то на натюрморт. Потом старик наконец заговорил - медленно, словно тщательно обдумывая каждое слово.
- Мне очень хотелось бы понять, что именно видите в этой картине вы. Но, похоже, такого понимания не будет.
- Почему? - удивился Харвич.
Лон-Гир чуть заметно усмехнулся.
- Знаете, ваши дипломаты... Да, они долгие годы посещали нашу планету, вели переговоры, и многие из нас видели гуманоидов - издали. Но я почти уверен в том, что дипломатов интересовали только принципы общественного устройства, поскольку именно это - основа для вступления в Федерацию.
- Конечно, - кивнул Винцент.
- Ну вот, - теперь Лон-Гир уже не стал скрывать усмешки. - А изучение всяких мелких деталей, как я понял, у вас принято оставлять до более удобных времен. И потому, похоже, ни один из гуманоидов не заметил, что мы видим мир по-другому.
- Как это - по другому? - Харвич даже чуть привстал, пораженный странной картиной, внезапно возникшей в его воображении: в земном музее крылан смотрит на полотно Чюрлениса и видит вместо него гравюру Дорэ...
На остром мышином лице старика отразился чрезвычайный интерес. Черные глаза впились в Харвича, и Лон-Гир осторожно спросил:
- Скажите, а гуманоиды вообще обладают очень развитым воображением?
Харвич тряхнул головой, чтобы поставить мозги на место, и пожал плечами.
- Все люди разные, и воображение у всех работает по-разному. У кого сильно, у кого вообще никак.
- Жаль. Ну, я надеюсь, мы еще вернемся к этой теме. А сейчас мне пора, - сказал Лон-Гир и сразу же встал. - Возможно, мы с вами еще встретимся. Вы надолго к нам?
- Не знаю, - ответил Харвич, тоже поднимаясь. - Я в командировке, и все зависит от того, как пойдут дела.
- А чем, собственно, вы занимаетесь?
