откровения Мальва не единожды говорила, что при одном взгляде на прелести Элизы любой даме, которой перевалило за тридцать, захочется в отчаянии выбросить вон все свои кремы и лосьоны.
Но как известно, цвет лица и нежность кожи – большей частью достояние молодости, а вот глаза… Яркие темно-сапфировые глаза Элизы, блистающие из-под пушистых ресниц, были достойны истинного восхищения; то искрясь любопытством, то гневно сверкая из-за чересчур навязчивых ухаживаний, то искренне смеясь, они поражали своей красотой.
Но даже отдавая должное очарованию мисс Элизы, кое-кто все-таки полагал, что она слишком бойка на язык и даже резка. А стареющие матроны, собирающиеся вечерами за чаем для обмена свежими сплетнями, считали, что мистер Эмсел распустил свою дочь, предоставив ей слишком много свободы. «Что и говорить, – многозначительно качая головами, говорили они, – будущему супругу этой сумасбродки придется нелегко».
Но как бы там ни было, ни злой язык, ни чрезмерная, по мнению света, экзальтированность Элизы не останавливали добивающихся ее руки кавалеров. Приглашения на званые вечера, балы, скачки, пикники и увеселительные прогулки за город, обычно заканчивающиеся ужином в харчевне для кучеров почтовых дилижансов, сыпались на юную леди со всех сторон. Привыкшая к обожанию с детства, Элиза и не подумала удивляться произведенному собственной персоной фурору; она всегда знала, что способна разбить сердце любому представителю мужского пола. Помимо того, мисс Элиза прекрасно понимала, что ее успех объясняется не только яркой внешностью, но и знатным происхождением. Отец Элизы вел свою родословную от одного из основателей США, ступившего на эту землю еще в XVII веке, а мать, в девичестве Бидль, в свое время считалась ослепительной красавицей и принадлежала к древнейшему знаменитому семейству Бидлей из Филадельфии.
Ах, если бы ко всем перечисленным достоинствам можно было бы прибавить еще тугой кошелек! Но, увы, несмотря на принадлежащий Эмселам сталеплавильный завод и новый роскошный особняк на углу Мичиган-авеню, в котором они сейчас жили, финансовое положение отца, а стало быть, и дочери, оставляло желать лучшего.
Удивительно, но по каким-то неведомым для Элизы причинам деньги в семье всегда были проблемой.
– А почему бы тебе не выйти замуж по расчету, дитя мое? – как-то раз полушутя-полусерьезно спросил у нее отец. – Не слушай меня, дочка, – тут же рассмеявшись, весело добавил он. – Выходить замуж надо по любви, по велению сердца. И не стоит задумываться о презренном металле! Мысли о деньгах избороздят твой хорошенький лобик отвратительными морщинами.
Но как бы то ни было, выход Элизы в свет стоил немалых затрат. За один только гардероб Авену Эмселу пришлось выложить довольно кругленькую сумму. И если бы не оплатившая поездку Элизы в Европу Мальва, от путешествия, по всей видимости, пришлось бы отказаться.
– Мы бедны, но благородны. А это значит, что нужно жить, разумно используя наше славное имя, вернее, то влияние, которое оно имеет на окружающих. Ну и, само собой, внешность.
Последнюю фразу Авен Эмсел произнес печально, но самодовольно, поскольку даже в свои сорок три года был настолько импозантен, что его появление в любой модной гостиной не оставалось незамеченным взыскательным женским обществом.
Однако Элизу вовсе не прельщала репутация человека, устроившегося в жизни благодаря своей внешности или знатной фамилии. Она хотела добиться успеха иным путем. Но вот только каким? Этот вопрос повергал девушку в уныние. В сущности, она и самое себя плохо знала. Единственное, в чем Элиза была уверена, так это в том, что замуж в ближайшее время она выходить не собирается.
…Ее размышления были прерваны появлением из-за угла экипажа. Мужчина, правивший им, пустил свою мышастую кобылу крупной рысью и вихрем промчался мимо упряжки Элизы. Экипаж проехал так близко от девушки, что она даже почувствовала запах новой, дорогой кожи и заметила серебряный герб на глянцевой черной дверце.
Все произошло слишком быстро; Элиза не успела разобрать инициалы на гербе и только мельком разглядела седока – молодого человека в черном сюртуке и цилиндре, свидетельствующем о принадлежности своего хозяина к богатому сословию. Через несколько секунд коляска скрылась за поворотом.
Элиза почувствовала, как кровь застучала у нее в висках. Она ненавидела, когда ее обходили, просто не могла допустить, чтобы над ней взяли верх, и потому с радостью приняла вызов.
– Пошла! Пошла, Дэнси! – крикнула она, едва хлестнув свою кобылу маленьким хлыстиком; Дэнси принадлежала к хорошей линии скаковых лошадей и поэтому легко стала набирать скорость.
– Давай, Дэнси! Вперед, моя девочка! Покажи ему! – Элиза щелкнула хлыстом в воздухе и наклонилась вперед. Ветер растрепал ее волосы и сдвинул набок шляпку. Задор хозяйки передался Дэнси, и она стала медленно, но неуклонно догонять соперника. Корпусы лошадей сравнялись, и через секунду упряжка Элизы оставила позади коляску с седоком в цилиндре. Элиза заметила удивление, промелькнувшее в темных, почти черных глазах незнакомца, его несколько скептическую ухмылку; обнажившую блеск оовных зубов.
– Ставлю два доллара, что обгоню вас до Лэйк-стрит! – прокричала Элиза.
– Ставлю десять, что не сможете, – вскинув брови, ответил незнакомец.
Десять долларов? Вот так ставка! Этих денег стоит ее платье, шляпка и гранатовые сережки в придачу!
– По рукам!
Элиза отчаянно взмахнула хлыстом и пустила лошадь в объезд огромной, наполненной грязью выбоины в мостовой, вынудив своего соперника проехать прямо по грязи, чтобы избежать столкновения.
«Это должно несколько охладить его самоуверенность», – подумала она, услышав, как жалобно заржал остановленный на полном ходу конь незнакомца, которому уже, судя по всему, было не до улыбок.
Обернувшись, Элиза громко рассмеялась: ее преимущество оспаривать не приходилось, а значит, Считай, что несколько долларов у нее уже в кармане. Она взяла резко в сторону, чтобы не налететь на фаэтон с юными дамами, совершающими поездку по магазинам. Дамы ужасно переполошились, но Элиза уже неслась дальше, подбадривая криками свою любимую Дэнси. Ее охватил азарт соревнования. Что может быть лучше скачек! Элиза не могла дождаться минуты, когда увидит удрученное, поникшее выражение лица у проигравшего.
