— Алька! — это он Грунского так называл. — Жить будем! Уже идти некуда — граница! Дальше — чисто азеровская и молоканская[16] территория, армянами никогда не пахло!
От его доводов на душе у всех повеселело.
— Выжили все же! Слава тебе, Господи, наконец-то закончилась эта дурацкая бойня, развязанная неизвестно кем и для чего!
Но… в конце апреля пришел приказ «сорок пятого» — комбрига:
— Мы на границе, поздравляю вас от всей души! Но коварный враг, опомнившись и мобилизовав все свои ресурсы, может внезапно, исподтишка когда-нибудь напасть на отвоеванные у него территории! Поэтому наша армия обороны должна и дальше громить азеров — на их территории, дабы отсечь у них даже мысль об ответном ударе. Тем более, на днях исполняется очередная годовщина геноцида армян турками в 1913 году. Можем ли мы в такую дату топтаться на месте? Конечно же, нет! Поэтому я вас призываю — будем достойны памяти наших героических предков, а значит, будем мстить! Через два дня — атаковать Там-Каракоюнлу!..
Это напутствие было подкреплено невиданным доселе обилием жратвы. Мстителям за геноцид пригнали несколько «Уралов» тушенки, масла, сгущенного молока, субпродуктов — короче, того, о чем толком никто уже и не помнил, не то чтобы помышлять. И, вслед за этим, произошло очередное «явление Христа народу»: на позиции прибыл комбат Малян в своем, естественно, «стабильном» состоянии.
— Ну, кто скажет, что ваш командир плохо о вас заботится? Однако приказываю: при атаке Тапа в вещмешках чтоб ни одной банки не было: будете передвигаться как беременные бабы! Только боекомплект и…
Его прервал один из пулеметчиков батальона, огромного роста и соответствующей комплекции, армянин Араик, по кличке «Кинг-Конг».
— Командир, а командир? Сколько можно вперед лезть, а? Или Мамвелу и его ереванским крысам в министерстве недостаточно еще трофеев, маман ку!..[17]
— Закрой рот, Марданян, я этого не слышал! — невозмутимо закончил выступление Малян. — А повторится что-либо подобное — представлю тебе возможность встретиться с эчмиадзинским комендантом!
Все прекрасно знали о «задушевных беседах» за стенами эчмиадзинской контрразведки. Да и недавний пример со Светловым не опровергал версий о тамошней «любви к ближнему», поэтому бойцам ничего не оставалось, как угрюмо заткнуться, что сделал и «Кинг-Конг». А больше желающих «критиков» не нашлось.
— Ну, тогда удачи и здоровья вам всем на ближайшее будущее! — съехидничал на прощание заботливый комбат и удалился восвояси для «решения тыловых вопросов».
На следующее утро, рано-ранешенько, в Тап «пошли прогуляться» батальонные разведчики. По их словам, «все шло прекрасно»: обследовали и облазили они село основательно. Но не учли, наверное, что азербайджанцы — тоже не дураки. Разведку они рассекретили почти сразу же, на подходе к Тапу, однако не стали им мешать, дали насмотреться вволю. А на пути их обратного выхода поставили засаду гранатометчиков с АГС-17 «Пламя».[18] Где они взяли эти штуки, за полминуты вышвыривающие до трех десятков осколочных гранат, — уму непостижимо, но факт остается фактом: разведчики погибли все, до единого. Однако перед смертью успели передать по «Аленке»: в совхозе полно людей — азеры, молокане, женщины, дети… Много, конечно, и военных, но, что самое главное, в огромном количестве трофеи: от золота на женщинах, до «Жигулей» и «Волг» сельской интеллигенции…
И уже к обеду всем полевым командирам был доведен приказ «сорок пятого»:
— Все герои-разведчики будут награждены… Посмертно… Но назавтра — любой ценой взять село! А после штурма — сжечь дотла! Молоканам вера запрещает брать в руки оружие, поэтому, братья, победа будет легкой. Смерть врагу!
— Не нравится мне в последнее время вся эта белиберда! — поделился своими мыслями с Грунским Рашид. — Грешим мы многовато — хоть по Корану возьми, хоть по Библии.
— А кто тебя сюда просил переться? — тут же перебил его Вовчик-бомж, — Сидел бы в своей Казани, жрал лепешки да запивал кумысом. А раз полез в этот бешбармак — хлебай теперь его полной ложкой. Тебе, между прочим, за это и платят!
— Что-то немногие доживают до истечения контракта! — зло огрызнулся в ответ татарин, — Особенно в последнее время. Остался, допустим, месяц-другой, и вдруг шлеп — и нет контрактника — «пропал без вести». Интересное кино получается: раз ты без вести пропавший, твою страховку родственники не получат без дополнительных о твоей судьбе сведений, а откуда им взяться, к примеру, если ты уже гниешь где-то в братской могиле среди неопознанных трупов!
— Ты на что намекаешь? — с интересом уставился на него Олег.
— Да так… — смутился отчего-то вдруг Рашид, вспомнил, видимо, что здесь очень не любят болтливых и «случайная» пуля во время одного из боев очень свободно останавливает не в меру расходившегося «оратора». — Просто мысли вслух!
— Да, не очень-то они приятны — мысли перед боем! — согласился с ним Грунский и, почувствовав па себе прилив их, занялся от нечего делать разборкой и чисткой своего укороченного АКС-74.[19]
Часы ожидания боя — как они противны! И вот — атака!..
Удар на почти равнинное селение армяне нанесли с трех сторон, без поддержки артиллерии и танков, — так, на «гоп» рванули, не зная даже точной численности обороняющихся: разведчики, кроме сведений о трофеях, ничего больше толком не успели сообщить. Около двухсот штурмовиков пытались с ходу, в лоб ворваться в село со стороны поля, а остальные полтораста занимали новую позицию вокруг Тапа. Нападавшие летели по кочковатому полю, подбадривая себя несуразными воплями и короткими автоматными очередями — просто так пока, в никуда… А «турки» молчали.
Рашид и Петро бежали в самой гуще «штурмов». У хитрого, осторожного хохла во время этого рывка делалось все более непонимающее и встревоженное лицо.
— Шось тут нэ так, братику! — прерывающимся голосом начал он жаловаться Рашиду, когда до окраины села оставалось метров триста, — В тыхому омути, як кажуть…
Закончить афоризм он не успел, как будто вымершее, на первый взгляд, село ожило. Да еще как! Автоматно-пулеметный огонь, кашель гранатометов различных систем и залпы вертолетных НУРСов, переделанных на стационарные тележки с аккумуляторами запуска, — всю эту визжащую, рвущую живую плоть лавину огня выплеснуло атакующим в одно мгновение прямо в лицо. Наверное, сама старуха Смерть любовалась теперь с удовлетворением и злорадством на огромные «прокосы» в рядах «штурмов», которые заметались по ровному полю зигзагами, стремясь улизнуть неизвестно от чего, ибо то, что не «доработали» пули, подметали следом взрывы гранат и реактивных управляемых снарядов.
Олег наблюдал эту страшную картину, окапываясь и готовя позицию дальнего рубежа. До одного из домов на окраине села дотянула лишь небольшая группка штурмующих из пяти-шести человек. Они зацепились за дом, вели там даже бой — минут десять, но, в конце концов убедившись, что от «своих» поддержки ожидать нечего, бросили жилище и отступили назад, в поле.
И тут-то произошло событие, заставившее обе стороны на некоторое время прекратить огонь. На поле с флангов быстро катился огромный сплошной клуб пыли, настолько плотный, что лишь по надрывному гулу моторов, доносящемуся из него, можно было догадаться: танки идут! Да, это были азеровские Т-72! На огромной скорости они ворвались в поредевшие ряды штурмующих, поливая их свинцом из пулеметов, пушек… да и просто давя, наматывая на гусеницы армян — живых, раненых и убитых.
Артиллерия здесь помочь не могла, ни своя, ни чужая: все вперемешку, попробуй угадай, по какому квадрату вести огонь, если ситуация меняется в считанные секунды! Спасти жалкие остатки штурмующих после успешно захлебнувшейся — это было очевидно — атаки мог лишь эчмиадзинский «героический» батальон гранатометчиков (дистанция для ведения огня была подходящей). Куда там! Те, узрев быстроходные танки в слишком опасной близости, довольно резво доложили по рации «сорок пятому»:
— Нас обстреливают! — и, бросая оружие, не менее резво двинули в тыл…
А танкисты беспрепятственно носились по полю в стальных коробках, ведя огонь только осколочно-
