Выглянув из-за кустов, она обнаружила и другие похожие островки. На них толпились Неживые. Пирогами им служили стебли кувшинок и тростника. Похоже, первобытное племя научилось управлять их движением. Бродячие души на текучей земле…
Они целились в нее из костяных луков. Не раздумывая, она выбросила вперед руку с пистолетом и нажала на спуск. Оглушительный звук выстрела вверг ее врагов в ступор. Стреляла она наугад — островок качался под ногами, не давая прицелиться. Но она снова и снова нажимала на спуск. Не убить, так хоть напугать.
Слева от нее что-то просвистело. Потом справа. Стрелы. Да, с меткостью стрельбы у них проблемы. Впрочем, ведь и они находились на плавучем островке. Она присела на корточки. Потом легла на живот, прямо в лужу, и соединила руки замком, чтобы придать им устойчивости. Прицел. Выстрел. Прицел. Выстрел. Она ничего не видела. Деревья, тростник, лианы плыли перед глазами в головокружительном хороводе…
Патроны вот-вот кончатся. Но она не даст себя убить, пока не увидит Хоакина. В заглавной роли — посреди стада Неживых, покрытого листьями и кусками коры. Пока ей удавалось уворачиваться от стрел, несущих мгновенную смерть, но она понимала, что дрейф ее островка неминуемо несет ее к другой гибели. Если она слишком удалится от тропы, если окружающий пейзаж изменится до неузнаваемости, она никогда не сможет найти путь к спасению.
Она отползла назад, поднялась на ноги и вгляделась вдаль. Ей показалось или это в самом деле пальмы? Те самые, что шеренгой стояли вдоль тропы? Если держаться этого направления, то, прыгая с островка на островок, можно попытаться выбраться на твердую землю. Она собралась с силами и прыгнула. Лягушка, что скачет с кувшинки на кувшинку. Лягушка, понятия не имеющая, выдержит ли очередной островок ее вес. Разбег. Прыжок. Над головой свистели стрелы.
Она прыгнула и почувствовала, что почва больше не плывет под ногами.
Она выбралась на тропу.
Огляделась. Неживые все так же перемещались на своих растительных пирогах. Почему-то она решила, что их стрелы ей больше не страшны. Посмотрела на часы. Половина четвертого. Главная цель — ланча — все еще была теоретически достижима. Уже на бегу она проверила магазин. В результате расточительной стрельбы у нее остался всего один патрон.
Она приказала себе бежать в заданном ритме. Пальмы, папоротники, тростник… На земле — красная кровь. Сколько еще километров впереди?
Неизвестно. И никакой уверенности, что дикое племя не гонится за ней по пятам…
Зашуршала листва, послышался треск ломаемых сучьев. Сразу со всех сторон. Вот и ответ на ее вопрос. Они продирались вперед не таясь, заранее пугая ее шумом. Им известно, что сейчас худший ее враг — это страх. Тот страх, от которого костенеет все тело, теряя способность к сопротивлению.
Если только это не облава.
Вполне возможно, что они намеренно гонят ее в ловушку.
Она не сбавила скорости и продолжала бежать. Вперед, только вперед. Заметила подходящее дерево. На высоте около двух метров его ствол раздваивался, образуя идеальное укрытие. Она подпрыгнула, уцепилась за лианы и влезла на дерево. Огляделась. Пожалуй, укрытие даже слишком удобно. Неживые наверняка обнаружат, что ее следы кончаются где-то здесь. Тогда им останется только облазить ближайшие деревья и найти, где она прячется.
Она вспомнила книгу, в которой читала о снайперах-одиночках, участвовавших в мировых войнах XX века. Один из их излюбленных фокусов заключался в том, чтобы найти пригодное укрытие, но не использовать его. Напротив, отойти подальше и внимательно следить за ним, зная, что враг обязательно сунется сюда, уверенный, что добыча у него в руках…
Жанна соскользнула в грязь и, ставя ноги в собственные следы, отошла от тропы и нырнула в заросли тростника в полтора-два человеческих роста. Здесь обнаружилось еще одно укромное местечко. Правда, добраться до него будет потруднее — оно располагалось на высоте нескольких метров. Обгорелый черный ствол изгибался буквой S, широко раскинув покрытые листьями ветки. Она ухватилась за облепившие обугленный ствол лианы. Подтянулась несколько раз и очутилась в расщелине. Съежилась в клубок, приняв позу зародыша и стараясь не думать о полчищах насекомых и прочей живности, делящих с ней временное жилище.
Прежде чем затаиться, она оторвала кусок мха длиной с полметра и накрыла им лицо. Получилась отличная камуфляжная маска. Заслышав малейший шум на тропе, она сможет увидеть, в чем там дело, оставаясь незамеченной.
Она затаилась в своем свитом из лиан гнезде. Ей казалось, она — грудной младенец на руках у великана. Тело она заставила хранить полную неподвижность. Надо то же самое сделать и с мыслями.
И ждать.
Она утратила всякое представление о ходе времени. Ощущала только теплый и вязкий воздух. Под импровизированной маской из мха она обливалась потом. Изучала глазами рисунок прожилок на листьях, бороздки на древесной, коре, следила за передвижениями муравьев… Она слилась с природой. Все ее чувства обострились, достигнув почти сверхъестественной остроты. Похоже на то, будто она занимается с деревом любовью, мелькнуло у нее. Не только с деревом. С этим лесом. С этими…
Шум.
Шаги. Она приоткрыла один глаз. Так и есть. Они. Четверо. Нет, пятеро. Шестеро… Больше никаких костяных украшений. Кожа в нашлепках красной грязи. Они почти сливались по цвету с тропой, и увидеть их можно было только благодаря тому, что они двигались. Элитное подразделение. Они не разговаривали. Не делали друг другу никаких знаков. Можно было подумать, что они общаются между собой телепатически.
Сейчас они обыщут дупло в дереве возле тропы. Обнаружат, что ее там нет. И что дальше? Прочешут лес в обе стороны от дороги и легко найдут ее убежище…
Она съежилась, чтобы стать как можно незаметнее. До реки час с лишним ходу. Но не все еще потеряно. Лишь бы охотники убрались восвояси. Лишь бы больше не встретилось никаких преград.
Шелест листвы. Шорох травы. Идут? Неужели почуяли ее? Она рискнула одним глазком взглянуть, что делается снаружи. Никого. Может, они пошли к реке? Или решили вернуться назад? Времени на раздумья у нее совсем не оставалось.
Она еще глубже вжалась в свою колыбель из коры, словно в материнскую утробу. Ей казалось, дерево дышит, обдавая ее ласковым теплом, обнимая мягкими руками лиан.
И вдруг ее обуял ужас.
Лианы плотнее сомкнули свои объятия. Расщелина, в которой она пряталась, пришла в движение, качнув ее, как на качелях. Она попыталась призвать на помощь разум. Галлюцинация? И в этот миг кора мигнула глазами. Ее держали не лианы. Это были чужие руки.
Она содрала свою маску из мха и увидела.
На нее смотрело лицо.
Хоакин.
Весь этот час он простоял рядом с ней, не двигаясь, слившись с древесной корой. Не мы живем в лесу. Это лес живет в нас…
Теперь ей все стало ясно. Его лицо. Обтянутые кожей скулы, хищные крылья носа. Потеки слюны и засохшая корка грязи. На виске бьется жилка, похожая на свернувшуюся гадюку.
И глаза. Налитые кровью. Незрячие. Испепеляющие.
Она попыталась выхватить пистолет.
Хоакин уже держал ее за запястье.
Она чувствовала у себя на руках прикосновение его вывернутых пальцев.
Ну нет, так просто она не дастся. Она будет драться.
Но он уже держал своей железной хваткой и вторую ее руку.
Тогда она ласково склонилась к Хоакину. От удивления ребенок-дикарь не оказал никакого сопротивления. Как в ее недавнем сне, от него пахло влажной землей, древесными корнями и кровью. Глаза его были затянуты розоватой пленкой, как у обезьяны. Она придвинулась к нему еще ближе,
