Генетик ничего не ответил. Наверное, жалел, что не сумел внушить своей подруге доверия. Жалел, что не додумался быть рядом в тот день. Может быть, ей удалось бы избежать гибели… Но у Жанны не было времени утешать его и выводить из заблуждения. Поблагодарив, она повесила трубку.
И сейчас же набрала аргентинский номер, продиктованный Райшенбахом. Номер Сельскохозяйственного института в Тукумане. Даниеля Тайеба, руководителя отдела палеонтологических раскопок, сейчас нет, ответили ей. Жанна оставила свои координаты и попросила передать, чтобы он с ней связался, впрочем, не возлагая особенных надежд на успех.
На улице по-прежнему лило. Джунгли сверкали под дождем сумасшедшим блеском. Вдруг ее озарила новая идея — не менее безумная. Надо срочно с кем-нибудь поговорить. Произнести вслух то, что ей только что открылось.
Райшенбах.
Детектив едва успел снять трубку, как она обрушила на него поток информации. Рассказала, как в 1981 году в Лесу мертвецов нашли Хуана — мальчика-маугли. Как вернули его в мир людей. Пытались обучать. Рассказала, какие шаги предпринял Пьер Роберж, чтобы осторожно выведать историю ребенка.
Наконец, вывод.
Хуан, мальчик девяти лет, вырос вовсе не среди обезьян-ревунов. Его воспитало первобытное племя, не принадлежащее ни к одной из этнических групп, населяющих эту область Аргентины.
— Слушай, тебе не кажется, что все это немного чересчур? — недоверчиво спросил полицейский.
— Мотив парижских убийств надо искать именно в существовании этого племени.
— Ну не знаю, не знаю…
— Мальчик-маугли по имени Хуан превратился в Хоакина — тридцатипятилетнего парижского адвоката. Внешне он ничем не выделяется среди таких же, как он, респектабельных граждан, но в глубине его души по-прежнему сидит маленький дикарь. Каннибал, защищающий тайну своего народа. Как только ему стало известно, что этой тайне грозит разоблачение, он перешел к активным действиям.
Райшенбах красноречиво молчал. Он не поверил в историю Жанны, но хотел дать ей шанс. Она продолжила:
— В руки к Мансарене — это владелец специализированного банка — попал образец крови кого-то из членов стаи. Он отправил его Нелли Баржак с просьбой установить кариотип. Мансарена был помешан на доисторическом периоде и носился с идеей обнаружения источника зла в человеке. Нелли Баржак получила образец тридцать первого мая. Какое-то время ушло у нее на проведение необходимой процедуры, но в ночь с четвертого на пятое июня она получила результат. В ту же ночь к ней явился Хоакин. Убил ее и унес с собой и образец и результаты анализа.
— Откуда ему стало известно, что Нелли работала с этим образцом?
— Я пока не знаю. Думаю, Нелли и Хоакин были знакомы. Он ведь участвует сразу в нескольких южноамериканских гуманитарных ассоциациях. Они встретились. Она знала, что он родился на северо- востоке Аргентины, и, вероятно, упомянула об этом в разговоре — может быть, мимоходом. Но эта осведомленность стоила ей жизни.
— Мы отследили все телефонные номера, по которым она звонила, и все электронные адреса, по которым писала.
— Наверное, она общалась с ним как-то иначе. Не по телефону и не по почте, а вживую. Хоакин почуял опасность. Пришел и навел порядок.
— А зачем ему было убивать Марион Кантело?
— Понятия не имею. Но между Хоакином и Центром для умственно отсталых детей явно существует связь. От Марион тоже исходила какая-то угроза его тайне, я в этом уверена.
— А Франческа Терча?
— Ну, с ней все ясно. От Де Альмейды она получила череп. Очевидно, он принадлежал одному из предков лесного народа. Вспомни: на нем были следы деформаций. Возможно, это как раз обезьяньи черты, характерные для древнего вида гоминид. Франсуа Тэн все это понял.
— Ну да, он прямо гений, — скептически протянул Райшенбах.
— Да нет, его заслуги в том не было. Он же видел скульптуру.
— Какую скульптуру?
— Реконструкцию, которую Франческа сделала на основе черепа. И вот тут я допустила ошибку. Я решила, что ее изваяния — плод творческих исканий самой скульпторши. На самом деле она просто занималась антропологической реконструкцией по ископаемым черепам. То есть трудилась в духе мастерской Вьотти. Только работала дома, в глубокой тайне, поскольку понимала, что речь идет о настоящей сенсации. Когда я пыталась спасти Франсуа из огня, я видела скульптуру — он утащил ее из мастерской Франчески. Она уже горела, но я успела заметить, что это было изображение невысокого обезьяноподобного человека.
— Тот же вопрос — ты уж извини. Откуда Хоакин узнал, чем занимается Франческа?
— Они были знакомы. По Аргентине.
— Аргентина велика.
— Но в Париже не так уж много аргентинцев.
Они помолчали.
— Значит, так, — после недолгого размышления подвел итог Райшенбах. — Что мы имеем? Три убийства с элементами каннибализма и психа, который принимает себя за доисторического человека. Мотив — капля крови и череп?
— Не просто крови. И не просто череп. Это улики. И они указывают на существование народа, генетически связанного с кланом древнейшего происхождения. Например, череп. Он наверняка должен напоминать кроманьонский. Такие черепа известны. Их находили — не то на Ближнем Востоке, не то в Европе.
— Вот такой?
Жанна окаменела. Ей на кровать плюхнулся череп. А за спиной звучал голос. В ее номере.
Секунду или две она рассматривала страшный подарок, не в силах отвести взгляд от пустых черных глазниц. Кость казалась неестественно белой, словно это была не кость, а пластмасса. Муляж?
— Жанна, ты здесь?
Она не отвечала. Медленно, очень медленно, поворачивалась на голос.
— Жанна?!
— Я тебе перезвоню, — пробормотала она.
В дверном проеме стоял Антуан Феро. Мокрый. Взъерошенный. В рваной одежде. Но для мертвеца он выглядел более чем сносно.
64
Снова бушевала гроза.
Серый сумрак за окном озаряли всполохи молний, на долю секунды превращая свет в тьму, а тьму — в свет.
Как негатив реальности…
Жанна не успела раскрыть рта, как Антуан Феро заговорил. Она мгновенно узнала бархатный тембр голоса, знакомый по записи. Сколько в нем обаяния, мягкости, доброты… Ей даже как будто стало теплее.
Психиатр обрушил на нее град вопросов. Он хотел знать, зачем она приехала сюда, в Гватемалу. А до того — в Никарагуа.
Значит, Феро все известно.
Но в то же время ему не известно ничего.
Она решила перейти в наступление:
