набирали жир, то не перенесли бы долгих перелетов. Еще один предрассудок о так называемой человеческой жестокости…
— Вижу, вы не удивлены нашим визитом, — констатировал Касдан.
— Меня предупредили.
— Кто?
Пи пожал плечами и снова склонился над своими питомцами. Кожа у него на шее отвисла, как бородка у петуха. Это был единственный признак того, что он уже достиг «четвертого возраста» — восьмидесяти лет или больше. Пи продолжал разбрасывать каштаны. Наконец он остановился и взглянул на своих гостей:
— Кстати, откуда вы? Из конной полиции?
— Майор Касдан, капитан Волокин. Уголовный отдел, отдел по защите прав несовершеннолетних. Мы расследуем четыре убийства.
— И вы приехали ко мне сюда, в медвежий угол, наутро после Рождества. Как ни в чем не бывало.
— Мы полагаем, что эти серийные убийства связаны с Колонией «Асунсьон».
Пи коротко усмехнулся:
— Ну еще бы.
Он направился к пристройке, увлекая за собой гусиную стаю. Самцы отличались от сереньких самочек черным брюшком и головой. Генерал открыл дверь. Десяток гусей заковылял к порогу. Остальные пошли плескаться в пруду.
Он стянул перчатки и подошел к гостям:
— Я ничего не знаю. Ничем не могу вам помочь.
— Напротив, — возразил Касдан. — Вам известна история Колонии. В Чили и во Франции. Вы можете объяснить нам, почему правительство допустило проникновение во Францию подобной секты. И даже предоставило им автономную территорию. Государство с суверенными правами!
Пи повернулся к пруду, отряхивая перчатки. Вода у самого берега была темной. Чуть дальше она светлела и приобретала веселый зеленоватый оттенок. Водоросли, кувшинки, мелкие частицы сбивались в гладкую светлую ряску.
— Это долгая история.
— Мы приехали специально, чтобы ее услышать.
— Знаете, что такое «черная зона»?
— Нет, — почти хором ответили напарники.
Генерал сунул перчатки в карманы и сделал несколько шагов в их сторону. Волокин вглядывался в его глаза, словно звезды блестевшие в сероватом свете. Внезапно русскому вспомнилась цитата из Гегеля, застрявшая в памяти с университетских времен: «Эта ночь проглядывает, если смотреть человеку прямо в глаза: тогда взгляд погружается в ужасную ночь…»
— «Черная зона», — продолжал Пи, — особое место. Ничейная полоса, в которой иногда нуждаются демократии, чтобы делать грязную работу.
— Вы говорите о пытках, — сказал Касдан.
— Мы говорим о насущной опасности. В наше время такие явления, как теракты, террористы- самоубийцы, распространяются как эпидемия. По отношению к подобному врагу жалость преступна. Фанатизм — худшая форма насилия. Противопоставить ему мы можем только насилие. По возможности еще большее… Как говорил Шарль Паска, «на террор надо отвечать террором».
— Это ваше мнение.
Генерал подошел к собеседникам. Кнопки на его куртке сверкали в лучах полуденного солнца. Он спокойно улыбался.
— Скорее плоды многолетнего опыта. Главное оружие террористов — секретность. Несколько человек разрушили две гигантские башни, убили тысячи людей, унизили самую могущественную в мире нацию при помощи только этого оружия. Секретности. Есть только один способ борьбы с таким противником — заставить его говорить. Однако, несмотря на научные исследования, мы до сих пор не научились подавлять волю задержанных химикатами. Остается физическое воздействие. Никто не одобряет пыток, но они доказали свою эффективность.
— Все это, — возразил Касдан, — просто красивые слова. Вы доказываете только одно: вы ничем не лучше тех, кого преследуете.
— А кто сказал, что мы лучше? Все мы — бойцы. И с той и с другой стороны баррикад.
Волокин подумал об Алжире. Точнее, о битве за столицу Алжира. В пятьдесят седьмом году генералу Массю и его войскам, наделенным особыми полномочиями, всего за несколько месяцев удалось разрушить политические и военные структуры Фронта национального освобождения. Их оружием стали похищения, аресты, казни. Но прежде всего, систематическое применение пыток. Несомненно, политика террора оказалась эффективной.
Пи снова зашагал. Изо рта у него вырывались облачка пара. Ветер трепал седые пряди на голове.
— В этом смысле Соединенные Штаты не так лицемерны, как мы. Их законодательная система склоняется к тому, чтобы признать необходимость пыток. Но всегда найдутся защитники чистой совести. Огромная армия тех, кто сам сидит сложа руки, зато любит осуждать других. При этом не предлагая никакого выхода. Вот почему сегодня нам, как никогда, нужны «черные зоны».
— Вы говорите о таких местах, как Гуантанамо?
— Нет. Гуантанамо — противоположность «черной зоны». Это официальное место заключения. Общеизвестное. Постоянный сюжет теленовостей. Могу вас заверить, что действительно важных заключенных допрашивают в других местах.
— Где?
— В Польше. В Румынии. У США есть договоренности с этими странами. Там оборудуются участки, где не действуют никакие законы. Кроме закона целесообразности. ЦРУ создало несколько центров, где допрашивают особо опасных преступников. Таких, как Халид Шейх Мохаммед, организатор терактов одиннадцатого сентября, захваченный в Пакистане.
Несмотря на свой возраст, Пи был в курсе всех современных событий. Но Волокин не верил слухам о секретных зонах и тайных пытках.
— Ваши рассказы впечатляют, — вмешался он, — но они не заслуживают доверия. Миром управляют законы, правила, договоренности.
— Разумеется. Но кто стоит за системой? Напуганные люди. Уверяю вас, что НАТО взяло на себя организацию таких зон. Польша входит в НАТО, а Румыния к этому стремится. Были заключены тайные договоры. Позволяющие летать над этими территориями, приземляться и выполнять свою работу рядом с воздушными базами. Эти страны гарантировали свое невмешательство. То есть «черные зоны» уже не принадлежат ни Польше, ни Румынии. И тем более Соединенным Штатам. Зоны, где право не действует, не подвластные законам этих стран.
Касдан прервал его:
— Вы ведете к тому, что «Асунсьон» именно такая «черная зона»?
— Да, Колония основана на тех же принципах. Территория без гражданства. Никакое законодательство там не действует. Все дозволено.
— У Франции нет проблем с терроризмом. По крайней мере таких, с какими сейчас столкнулись американцы.
— Именно поэтому Колония подобна спящей клетке мозга. Лаборатория, которая пока не находит применения. Мы не желаем знать, что там происходит. Мы убеждены в одном: исследования продвигаются. В нужное время мы сможем использовать знания «Асунсьона». Ее опыт.
— Ваш цинизм делает вас пугающе реальным.
— Вечная проблема, — улыбнулся Пи. — Все хотят, чтобы работа была сделана, но не желают знать, где и как.
— Вы упомянули о научных исследованиях, — продолжал Касдан. — Вам точно известно, что именно изучают руководители общины?
