полиции, тем толще делалась его шкура. Особенно в последние годы, в уголовке, когда чуть ли не ежедневно приходилось иметь дело с трупами и кровавыми убийствами.
Касдан выключил в машине свет. Достал из бардачка ручку-фонарик «сирчлайт», хирургические перчатки, обрывок рентгеновского снимка. Вышел из машины. Запер ее, заодно осмотрев капот. Тщательно стер крохотное пятнышко птичьего помета и окинул машину удовлетворенным взглядом. Вот уже пять лет он сдувал пылинки с «вольво-универсала», купленного при выходе на пенсию. Не придерешься.
Вдоль решетки парка он двинулся по проспекту Рей к улице Газан, наслаждаясь мирной атмосферой квартала на границе Четырнадцатого округа. Покой. Тишина. Если бы не отдаленный шум с бульвара Журдан, можно было бы поверить, что ты где-то в провинции.
Для 22 декабря погода стояла пугающе теплая. Необъяснимо мягкая зима нынешнего 2006 года нагоняла на людей страху, суля более или менее скорое наступление конца света.
Эта мысль повлекла за собой другую. Он подумал о будущих поколениях. О сыне Давиде, от которого уже два года не получал никаких известий — с тех пор как умерла жена, Нарине. У него свело желудок. Где сейчас Давид? По-прежнему в Армении, в Ереване? Когда Давид уезжал, он упрекнул его в том, что тот будет «объедать Армению». Словно до него этим не озаботились поколения завоевателей…
Боль в желудке обернулась яростью. У него отняли все — семью и возможность ее защищать, вот уже почти тридцать лет составлявшую стержень его существования. Ему хотелось, чтобы бешенство обратилось против небес, против судьбы, но в глубине души он злился на себя самого. Как мог он позволить сыну уехать? Как допустил, чтобы между ними встали гордыня, гнев и упрямство? Он всем пожертвовал ради мальчишки, но хватило одной-единственной ссоры, чтобы разрушить между ними мосты.
Он дошел до перекрестка проспекта Рей и улицы Газан. Дом 15–17 — чуть подальше по правой стороне. Один из уродливых корпусов постройки шестидесятых, самый вид которых неизменно нагоняет тоску. Бежевый оштукатуренный фасад. Давно не мытые окна. Загаженные балконы с решетками, смахивающими на тюремные. Социальное жилье. Наверняка чилиец получил его благодаря своему статусу беженца.
Кастан воспользовался универсальным ключом, чтобы проникнуть в подъезд. Тусклое освещение. Крашенные под мрамор стены. Застекленные двери. Армянин и сам долгие годы прожил в похожем здании. Они с тем же успехом способны заменить нормальное жилище, с каким пластиковая мебель заменяет деревянную. Подделка, фальшивка, туфта. И в ее окружении текут, не оставляя следа, неразличимые людские жизни. Он подошел к почтовым ящикам и отыскал указатель с именами жильцов и номерами квартир. Гетц жил на третьем этаже, в квартире 204. Касдан тихо поднялся по ступенькам и осмотрел коридор. Никого. Только приглушенные звуки телевизора за стеной. А вот и квартира 204. Хлипкая, расшатанная дверь из фанеры, покрытой коричневым лаком. Дешевый замок двухточечной фиксации. Открыть такой — раз плюнуть. Дверь не опечатана. Полицейские еще не приходили. Разве что Верну заскочил втихаря. Он ведь, наверное, нашел в карманах у Гетца ключи…
Касдан приложил ухо к перегородке. Тишина. Он вынул кусочек рентгеновской пленки, свернутый в кармане трубочкой, и просунул его между дверью и косяком. Дверь не заперта — Гетц не опасался воров. Касдан резко провел рукой сверху вниз, одновременно нажав на дверь плечом. Через секунду он оказался внутри.
Он не сделал в прихожей и шага, когда в квартире раздался какой-то шум.
Хлопнула застекленная дверь.
Он закричал: «Стоять! Полиция!» — и бросился в коридор. И тут же его рука схватила пустоту — он не взял с собой оружия. Наткнулся на мебель, выругался, побежал дальше, неуверенно оглядываясь, но всякий раз его взгляд упирался в темноту.
Коридор вел в гостиную.
Застекленная дверь распахнута: тюлевая занавеска колышется в потемках.
Касдан выскочил на балкон.
Вдоль ограды парка бежал человек.
Армянин не понял, как беглецу удалось спрыгнуть с третьего этажа. Потом он разглядел фургончик, стоявший прямо под балконом. На крыше от удара осталась вмятина. Не раздумывая, Касдан перешагнул через перила и прыгнул.
На крыше фургона его подбросило, и он покатился набок, неловко схватился за прикрученный к крыше багажник и спустился, цепляясь за дверцу. Оказавшись на земле, он не сразу сориентировался: улица, дома, фигура бегущего с подпрыгивающим рюкзаком за плечами, который уже сворачивал налево, на проспект Рей.
Касдан выругался себе под нос:
— Твою мать!
Он поспешил за ним. Ежедневные тренировки — утренний джоггинг, спортзал, строгая диета — наконец-то сослужат ему службу.
Проспект Рей.
Тень опережала его метров на двести. В темноте она казалась лишенной суставов. Руки мотаются по сторонам, рюкзак подпрыгивает в такт бегу. Беглец выглядел молодым. Неровный шаг выдавал его панику. Касдан, напротив, чувствовал себя в отличной форме: разогреваясь, он ощущал прилив сил. Он догонит подонка.
Тот пересек проспект Рене-Коти, не свернув направо, к Данфер-Рошро, — Касдан готов был поклясться, что он выберет это направление, — и продолжал бежать прямо, по левому тротуару, вдоль стены водопроводной станции Монсури. Касдан в свою очередь перешел на другую сторону. Расстояние между ними сокращалось. Теперь их разделяло не больше ста метров. Шаги гулко разносились по темной улице, отдаваясь от глухой стены огромного здания, похожего на гигантский храм майя с покатыми стенами.
Пятьдесят метров. Касдан не сбавлял темп. Он должен как можно скорее догнать негодяя. Еще несколько минут, и у него не хватит пороху, чтобы сделать бросок и уложить его на землю. К тому же он чувствовал, что беглец ориентируется на местности. Он не случайно выбрал этот проспект. У него какой-то план. Или его ждет тачка?
Словно в ответ на его мысли бегущий пересек проспект, направляясь к столбу на автобусной остановке. Вцепившись в указатель маршрута, он вскарабкался вверх, еще подпрыгнул и сумел ухватиться за край стены водопроводной станции. Только что казавшийся неуклюжим, он на глазах превращался в чуть ли не акробата. Перекатившись на бок, вскочил и снова побежал, удерживая равновесие на узкой стене.
На все ушло меньше пяти секунд.
Касдан сомневался, что ему удастся повторить этот подвиг. К тому же ни сам столб, ни тем более указатель не выдержат его ста десяти килограммов. Но искать иной выход слишком поздно. Он перебежал на другую сторону. Закинул руку на край указателя. Мгновенно подтянулся. Указатель прогнулся, но он успел ухватиться другой рукой за край стены. Вцепившись в камень, оперся локтем, снова подтянулся и в свою очередь тяжело перекатился на бок. Откашлялся, сплюнул и поднялся на ноги. Сердце билось как бешеное, но его охватила гордость. Он это сделал.
Он поднял глаза. Его добыча уже неслась по вершине холма, четко вырисовываясь на фоне темного неба. Кинокадр, достойный старого доброго фильма Хичкока. Тень словно бежала по небу, обрамленная двумя керамическими башенками, отражавшими лунные блики.
Не размышляя, Касдан бросился следом, поднялся по каменным ступеням, затем ухватился за железные перила наружной лестницы, ведущей на плоскую крышу пирамиды. Сгибаясь от усталости, задыхаясь, армянин добрался до вершины.
От того, что он увидел, у него окончательно перехватило дыхание. Три гектара лужайки, настоящее футбольное поле, парящее над Парижем. Уличный свет снизу окутывал его фантастическим сиянием, превращая храм майя в светящийся космический корабль. И по этому полю все бежал и бежал человек, словно метафизический символ, олицетворение человеческого одиночества перед лицом Вселенной. Кровь стучала в висках, легкие горели, но Касдан позволил себе еще одно поэтическое сравнение. Вся эта сцена напоминала картину Ди Кирико. Пустой пейзаж. Бесконечные линии. Вездесущее небытие.
Касдан снова бросился в погоню, задыхаясь, почти теряя сознание. Теперь у него кололо в боку,
