– Скины видели также белую тачку, ехавшую со стороны кладбища в два часа ночи. Она шла по Сто сорок третьему шоссе.
– Что за тачка?
– "Лада" или другая восточноевропейская марка. Нужно, чтобы кто-то занялся ею. Таких колымаг в нашем районе считанные единицы.
– А почему бы тебе самому...
– Комиссар, вы же знаете, чего я хочу. Я допросил скинов. Теперь мне нужно как следует обыскать склеп.
– Сторож сказал, что ты уже туда слазил.
Карим пропустил реплику мимо ушей. Он спросил:
– Выяснили что-нибудь там, на кладбище?
– Полный ноль. Никаких отпечатков пальцев. Никаких следов. Придется прочесывать окрестности. Если это орудовали вандалы, то они действовали очень уж аккуратно.
– Это не вандалы. Это знатоки своего дела.
Во всяком случае, они прекрасно знали, что ищут. В склепе заключена какая-то тайна, и они хотели ее раскрыть. Вы связались с семьей ребенка? Что говорят его родители? Согласятся ли они...
Карим осекся: грубое лицо Крозье выражало несвойственное ему замешательство. Молодой полицейский оперся руками о стол и стал ждать ответа. Наконец комиссар пробурчал:
– Мы не нашли семью. Никто с такой фамилией не живет ни в нашем городе, ни в окрестных деревнях.
– Но похороны состоялись в восемьдесят втором году – остались же, наверное, документы, записи...
– Пока – ничего.
– А свидетельство о смерти?
– Нет такого свидетельства. Во всяком случае, в Сарзаке нет.
Карим оживился и забегал по кабинету.
– Ну, теперь ясно, что с этой могилой дело нечисто! И что это напрямую связано со взломом в школе.
– Карим, уйми свои фантазии! Этой твоей тайне можно найти тысячу объяснений. Может, малыш Жюд был не местный и просто погиб где-то вблизи в автомобильной катастрофе. Может, он умер в больнице соседнего города, и его схоронили здесь, так как это было удобнее всего. Может, его мать живет тут под другой фамилией. Да мало ли что еще...
– Я говорил с кладбищенским сторожем. За могилой старательно ухаживают, но он ни разу не видел, кто именно.
Крозье не ответил. Открыв ящик стола, он извлек оттуда бутылку со спиртным золотистого цвета и плеснул себе в стаканчик – совсем немного, на донышко.
– Если мы не разыщем семью, – спросил Карим, – можно ли получить официальное разрешение на обыск склепа?
– Нет.
– Тогда позвольте мне разыскать родителей мальчика.
– А белая машина? А сбор улик вокруг кладбища? Кто этим займется?
– У нас будет подкрепление из центральной уголовки. Они прекрасно с этим справятся. Дайте мне хоть несколько часов, комиссар! Я хочу провести эту часть расследования сам, один.
Крозье поднял стакан, глядя на Карима.
– Я тебе не предложил...
Карим отрицательно мотнул головой. Крозье одним глотком осушил стакан и прищелкнул языком:
– Ладно, даю тебе время до восемнадцати часов, включая рапорт.
Молодой араб выбежал из кабинета. Его жесткая тужурка поскрипывала при каждом шаге.
18
Карим позвонил директрисе школы Жана Жореса, чтобы узнать, нашла ли она в отделе образования сведения о Жюде Итэро. Та действительно сделала запрос, но ответ был отрицательным – никакой информации о мальчике в архивах департамента не оказалось. «Наверное, вы на ложном пути, – набравшись смелости, заметила она. – Ведь ребенок мог и не жить в нашем районе».
Карим повесил трубку и взглянул на часы. Тринадцать тридцать. Он дал себе два часа на то, чтобы проверить архивы других школ и просмотреть списки учеников младших классов.
Он управился меньше чем за час, но нигде не нашел ни малейшего следа Жюда Итэро. Тогда он вновь поехал в школу Жана Жореса: пока он копался в архивах, ему пришла в голову одна мысль. Женщина с большими зелеными глазами встретила его в самом возбужденном настроении.
– Я еще кое-что сделала для вас, офицер!
– Слушаю.
– Я стала искать учителей, которые преподавали здесь в те годы.
– И что же?
– Нам опять не повезло. Бывшая директриса давно на пенсии.
– Малышу Итэро было в восемьдесят первом – восемьдесят втором годах девять – десять лет. Можно найти учительниц этих классов?
Женщина уткнулась в свои записи.
– Конечно! Тем более что в них работала только одна учительница. Это довольно распространенная практика, когда учителя «переходят» из класса в класс вместе с детьми.
– И где же она сейчас?
– Не знаю. Она ушла из школы как раз в конце восемьдесят первого – восемьдесят второго учебного года.
Карим мысленно выругался. Но директриса многозначительно продолжала:
– Знаете, я много думала и поняла, что мы упустили одну вещь.
– Какую?
– Школьные фотографии. Мы ведь храним у себя снимки всех классов.
Карим прикусил губу: дурак, как же он мог это забыть!
– И вот я просмотрела наши фотоархивы. Вы не поверите: снимки этих классов тоже украдены!
Внезапная догадка, словно молния, блеснула в голове Карима. Ему вспомнилась пустая овальная рамка на стене склепа. Значит, кто-то хотел стереть саму память о мальчике, уничтожить его имя, украсть лицо. Женщина недоуменно спросила:
– Почему вы улыбаетесь?
– Извините меня. Я уже давно жду этого. Жду вот такого, настоящего дела, понимаете? И мне тоже пришло кое-что в голову. Хранятся ли у вас классные дневники прошлых лет?
– Дневники?
– В мое время в каждом классе имелась такая тетрадь, что-то вроде журнала, куда записывалось, кто из детей отсутствовал, что задано на дом.
– Да, у нас тоже есть такие.
– Вы их храните?
– Конечно. Но там нет списков учеников.
– Зато есть фамилии пропускавших уроки.
Лицо женщины просияло, глаза ее радостно заблестели.
– Вы надеетесь, что мальчик когда-то пропускал занятия?
– Я надеюсь главным образом на то, что эта мысль не посетила наших воров.
Директриса снова открыла шкаф с архивами. Карим перебрал темно-зеленые тетради и выбрал две из них, за нужные годы. Увы, его ждало разочарование – фамилия Итэро там не значилась.
Скорее всего, он действительно шел по ложному следу: несмотря на его глубокую уверенность, что ребенок учился в школе Жана Жореса, никаких подтверждений этому не было. Однако сыщик упрямо листал тетради, надеясь на чудо.
И вдруг он увидел. Ему помогли цифры, аккуратно проставленные в правом верхнем углу. В тетради за
