– А больница? – спросил он.
– А вот это бомба номер два! Я просмотрел журналы родильного отделения за семьдесят второй год. Страница за двадцать третье мая вырвана.
Карим не удивился: за последние часы он словно сам прожил эту чужую трагическую жизнь.
– Но это еще не самое странное, – продолжал Астье. – Я изучил также архивы, где содержатся детские медицинские карты. Уф, настоящий хаос, да еще подмоченный водой! Но там я нашел документы Жюдит. Без всяких затруднений. Ты усек, что это значит? Все выглядит так, будто той ночью, двадцать третьего мая, произошло еще какое-то событие, которое было зафиксировано в общем журнале, но не отражено в личной карте ребенка. Эту страницу вырвали, чтобы уничтожить следы некоего таинственного происшествия, а не для того, чтобы скрыть факт рождения девочки. Я попытался расспросить медсестер родильного отделения, но, во-первых, они все были сонные, а во-вторых, слишком молоды для сказок дядюшки Астье...
Карим чувствовал, что инженер балагурит, пытаясь скрыть тревогу. Эта тревога ощущалась в его голосе даже несмотря на помехи в телефоне. Лейтенант поблагодарил Астье и отключился.
Впереди, метрах в четырехстах, уже виднелся массивный, заросший лесом холм Эрзин.
Там, на тенистом склоне, его ждала правда.
53
Дом Фабьенн Эро.
Вершина холма. Каменные стены. Мертвые окна.
Дождь прекратился, и теперь в свинцовом небе сонно плыли бледные облака. По изумрудным склонам медленно сползали клочья тумана. Вокруг, сколько хватало взгляда, было пустынно. На двадцать километров одни камни, а больше ничего и никого.
Карим поставил машину и взобрался по травяному откосу. Строение чем-то напоминало ему домик в окрестностях Сарзака, где когда-то жила Фабьенн; крупные, грубо обтесанные камни придавали ему вид кельтского святилища. На крыше Карим заметил большую белую спутниковую антенну. Он вынул из кобуры пистолет. И увидел, что в стволе уже есть пуля. Эта мысль придала ему спокойствия.
Перед тем как направиться к двери, он подошел к гаражу; там стояла «Вольво», накрытая светлым чехлом. Незапертая. Подняв капот, он быстро и умело оборвал несколько проводков. Теперь, если дело примет скверный оборот, Фабьенн Эро никуда не сможет уехать.
Подойдя к двери, лейтенант тихо постучал и стал сбоку, держа оружие наготове. Прошло несколько секунд, дверь открылась. Без шума, без щелканья замков и лязганья засовов. Фабьенн Эро больше никого не боялась.
Карим проскользнул в дверь, спрятав пистолет за спиной. Он увидел перед собой женскую фигуру, такую же высокую, как он сам; их взгляды скрестились, точно шпаги. Покатые плечи, нежно-белое лицо с идеально правильными чертами в ореоле темной, мелко вьющейся шевелюры. Очки в толстой, как бамбук, оправе. Карим не смог бы описать мягкое, мечтательное, почти отсутствующее выражение ее лица. Он откашлялся.
– Полиция. Лейтенант Карим Абдуф.
Женщина не проявила ни малейшего признака удивления. Она смотрела на Карима из-за своих очков, слегка покачивая головой. Затем устремила взгляд на его руку, сжимавшую «глок». В ее глазах за толстыми стеклами Карим различил насмешливую искорку.
– Что вам угодно? – спросила она теплым грудным голосом.
– Войти. Для начала.
Женщина улыбнулась и пропустила его.
Ставни были плотно закрыты, большая часть мебели прикрыта пестрыми чехлами. Телевизор слепо пялился черным экраном, пианино скалило белые зубы под пюпитром с нотами. Карим успел прочесть название: Соната си-бемоль минор, Фредерик Шопен. В комнате, где горел десяток свечей, царил красноватый дрожащий полумрак.
Заметив удивленный взгляд полицейского, Фабьенн Эро тихо пояснила:
– Я живу в стороне от времени и мира. Этот дом устроен по моему образу и подобию.
Карим вспомнил сестру Андре, живущую в вечном мраке.
– А спутниковая антенна там, снаружи?
– Мне необходим хоть один контакт с внешним миром. Я должна знать, когда прозвучит правда.
– Она уже вот-вот прогремит, мадам.
Женщина кивнула, но выражение ее лица осталось прежним. Полицейский никак не ожидал этого; его поразили эти улыбки, это спокойствие, этот проникновенный голос. Он поднял пистолет и нацелил его на женщину, хотя ему было невыносимо стыдно.
– Мадам, – хрипло сказал он, – у меня очень мало времени. Я должен увидеть фотографии вашей дочери Жюдит.
– Фотографии Жю...
– Пожалуйста! Вот уже целых двадцать часов, как я иду по вашему следу, шаг за шагом узнаю вашу историю, пытаюсь понять, зачем вы организовали весь этот заговор, зачем хотели уничтожить лицо вашего ребенка.
В настоящее время мне известны только два факта. Жюдит не была уродлива, как я думал вначале. Напротив, мне кажется, она была очаровательна, восхитительна. Но есть и другой факт: ее лицо служило ключом к какому-то кошмару. К кошмару, который много лет назад заставил вас спасаться бегством, а теперь снова дал о себе знать, как зловещий вулкан. Так покажите мне фотографии и поведайте свою историю! Я хочу знать даты, подробности, причины, в общем, все до конца. Я хочу наконец понять, как и почему маленькая девочка, умершая четырнадцать лет назад, безжалостно убивает всех подряд в университетском городке у подножия Альп!
Несколько секунд женщина стояла неподвижно, затем пошла по коридору широкой поступью великанши. Карим, все еще сжимая в руке пистолет, шел следом. На ходу он заглядывал в двери справа и слева. Разные комнаты, разные чехлы, разные цвета. Одни помещения были совершенно белыми, другие пестрели, точно карнавальные костюмы.
Войдя в маленькую спальню, Фабьенн Эро открыла шкаф и вынула жестяную коробку. Карим схватил женщину за руку и, удержав ее, сам открыл коробку.
Фотографии. Одни только фотографии.
Женщина взглядом спросила у сыщика разрешения и погрузила руки в кучу блестящих снимков, словно в чашу с родниковой водой. Наконец она протянула полицейскому фотографию.
Он взял ее и невольно улыбнулся.
На него глядела маленькая девочка; прелестное овальное личико с матовой кожей обрамляли короткие темные кудряшки. Большие голубые глаза сияли в тени длинных ресниц под густыми бровями. Решительный рисунок бровей вполне сочетался с неистовым блеском светлых глаз.
Карим неотрывно глядел на фотографию. Ему казалось, будто он всегда, всю жизнь знал это лицо. Он страстно надеялся, что черты Жюдит чудесным образом откроют ему истину. Рядом раздался тихий грудной голос Фабьенн:
– Эта фотография сделана за несколько дней до ее смерти. В Сарзаке. Она тогда ходила с короткими волосами, мы ведь...
Карим резко поднял глаза.
– Что-то не сходится. Этот снимок, это лицо должны были подсказать мне объяснение загадки. А я не вижу ничего, кроме хорошенькой девочки.
– Потому что на этой фотографии есть не все.
Сыщик вздрогнул. Женщина протягивала ему другой снимок:
– Вот последняя школьная фотография, сделанная в Герноне. Школа Ламартина, второй класс. Незадолго до отъезда в Сарзак.
Сыщик всмотрелся в улыбающиеся детские лица. Нашел лицо Жюдит... и вдруг постиг ошеломляющую правду. Он уже давно подозревал это. Потому что это было единственное возможное объяснение. Но даже сейчас он не все понимал до конца. Он прошептал:
– Значит, Жюдит не была единственной дочерью?
