центре столицы Малайзии.
Марк держал слово: он оказался непотопляемым. Какой сдвинутый певец выставил свою кандидатуру на выборах в мэрию Сан-Франциско под лозунгом «Апокалипсис сегодня»? Джелло Биафра, солист «Дед Кеннедиз». Какой композитор штрафовал своих музыкантов за фальшивые ноты? Джеймс Браун. Какого артиста в детстве чуть было не задушил грабитель, пробравшийся в дом? Мэрилина Мэнсона.
К двум часам утра, выпив огромное количество текилы, Марк попытался вернуться к интересующей его теме. В качестве ответа Аланг взглядом знатока оглядел маленьких филиппинок, переодетых мексиканками, дремавших среди бутылок. Из динамиков звучала мелодия «Хай, Джо!» в стиле марьячос, в исполнении Вилли Девиля.
— Кстати, — спросил он, — а ты знаешь, чем занимается его жена? Я имею в виду Вилли.
— Она колдунья. Колдунья вуду, в Луизиане.
Эксперт поднял рюмку:
— Man, ты мне вправду нравишься.
— Поговорим о Жаке Реверди…
— Терпение. У нас вся ночь впереди.
Они перебрались в задымленное джаз-кафе. В глубине зала хищно поблескивал лак контрабаса и рояля. Мелькали красные платья китаяночек. Марк начал задаваться вопросом, кто такой Аланг. Почему он решил посвятить ему всю ночь? Он начал опасаться гомосексуальных выпадов…
— Питера Хэмилла помнишь? — спросил эксперт, наклонившись к его уху.
Марк уже изнемогал, но все-таки кивнул: Хэмилл был солистом культовой группы семидесятых годов «Ван дер Граф Дженерейтор». Уникальный автор и исполнитель, с душераздирающим тембром голоса, которого называли «вокальным Джимми Хендриксом».
— Знаешь его сольники? Те, что он записал после распада группы?
Марк не ответил. Тот продолжал:
— Во всех этих альбомах, man, речь только об одном — о его разводе. — Аланг обнял его за плечи в порыве пьяной солидарности. — Я тебе вот что скажу: от развода оправиться нельзя…
Наконец-то Марк понял, кому — или чему — он был обязан этой кошмарной ночью. Аланга бросила жена, и открытая рана никак не заживала.
Только в четыре утра, в клубе «техно», в подвале какого-то большого отеля, он наконец спросил:
— Так что конкретно ты хочешь узнать?
Марк подготовил серию вопросов, которые могли постепенно и незаметно подвести его к фотографиям отмытого тела Перниллы Мозенсен. Но после того, что он пережил за последние часы, и под влиянием спиртного, струившегося в его артериях, он прямо сказал:
— Я хочу увидеть тело жертвы.
— Ее давным-давно похоронили в Дании.
— Я говорю о фотографиях. Фотографиях тела. Вымытого.
В темноте, пронизываемой вспышками стробоскопа, Аланг наклонился к нему:
— Кто тебе слил информацию?
Марк мгновенно протрезвел. Его обдало холодом. Вот оно, главное открытие, тут, на расстоянии вытянутой руки!
— Никто, — соврал он. — Это просто… просто, чтобы закончить статью.
Аланг встал и похлопал его по спине:
— Ну, так ты не разочаруешься в том, что приехал.
35
Перед ним лежал рисунок.
Четкая сетка ран.
Марк с первого взгляда понял, что именно Жак Реверди хотел показать Элизабет. Разрезов было множество, но все они располагались в строго определенном порядке. Настоящая анатомическая схема, состоявшая из горизонтальных надрезов, шедших от висков, пересекавших горло над ключицами, потом вдоль рук — бицепсы, сгибы локтя, запястья… На теле разрезы начинались под мышками, шли по контурам легких, потом сходились к бедрам… А потом вниз, к половым органам, и дальше, по ногам.
Что-то в этом рисунке напоминало пунктирные линии на выкройках, которыми закройщики намечают линии, где следует подрезать, отрезать, сшить…
До сих пор говорилось о двадцати семи ранах и о зверском характере убийства. Марк, как и все остальные, представлял себе беспорядочную, варварскую мешанину жестоких ударов. Но отмытый труп, напротив, свидетельствовал о тщательно продуманном, методично исполненном плане.
Несмотря на смену часовых поясов и тошноту, к Марку вернулась ясность ума. Эти фотографии полностью меняли его представление о ситуации. Он убивал умело, осторожно. Он не пожалел времени, чтобы нарисовать этот чудовищный узор, а значит, пытка длилась долгие часы.
— Путь крови, приятель.
Марк поднял глаза. Они находились в кабинете Аланга, в Клиническом госпитале Куала-Лумпура. Несколько квадратных метров, заваленных папками, ледяной воздух из кондиционера. Снаружи доносилось пение муэдзинов. Пятница, утро: весь город молится.
Врач, развалившись в кресле, грыз шоколадный батончик. Он повторил:
— Путь крови. Реверди шел по ходу вен. Марк вспомнил: «Дорога Жизни».
— Объясни мне, — попросил он.
Аланг встал и обошел письменный стол. Указал своим шоколадным батончиком на снимок, зернышки кунжута падали на глянцевую бумагу.
— Внизу на шее: яремные вены. Под мышками: подмышечные вены. В паху: подвздошные. На бедрах: бедренные… Могу перечислить все названия. Он перерезал все магистральные вены. При этом он аккуратно обошел артерии.
— Почему?
Эксперт вернулся в свое кресло. Его безразличие было сродни холоду в кабинете.
— Потому что он выпустил из нее всю кровь. Еще из живой. И он хотел растянуть удовольствие. Если бы он перерезал артерии, кровь выплеснулась бы несколькими мощными фонтанами, и все. В венах давление ниже. Кровь в них течет медленнее. Поэтому он обошел сердце и легкие. Он хотел, чтобы машина работала до конца.
— А как конкретно он действовал?
Врач показал батончиком:
— Он установил свой нож для погружений горизонтально, потом рассек каждую вену, перерезав путь кровотока. Точно так же наши сборщики каучука надрезают кору гевеи, чтобы собрать сок. Повторяю тебе: этот сукин сын растягивал удовольствие. Он хотел видеть, как эта кровь вытекает из тела, течет, иссякает. В хижине санитарам пришлось надеть сапоги, чтобы подойти к девушке.
Марк взял другой снимок. Крупный план раны — почерневшей, немного запекшейся.
— Надо разбираться в медицине, чтобы изобразить такой… рисунок?
— В общем, да. Реверди действовал, как настоящий анатом, не представляю, откуда у него такие познания.
— Он был инструктором по дайвингу. Работал спасателем.
— А, ну тогда все сходится. Вены — это первое, чему учат в «Скорой помощи». В связи с уколами, с переливаниями.
Марк поднес фотографию раны поближе к глазам. То, что он принял за корку, на самом деле было чем-то другим.
— Эти черные следы вокруг раны, похоже на ожог…
— Точно. Реверди обжигал или попросту нагревал раны.
