Княгиня закусила губу.
– Не верю я тебе.
– Не веришь? Я показал тебе труп! – рявкнул, побагровев, князь. – Убили твоего Первохода! Самоха убил, ясно!
Наталья нахмурилась и медленно покачала головой.
– Все одно не верю. Лжешь ты. А не ты, так твой Самоха. – Наталья надменно усмехнулась. – Чтоб такой мелкий шкодник, как Самоха, да убил Глеба-Первохода? – Она вновь качнула головой. – Ни в жизнь не поверю.
– А я говорю тебе – убил!
Наталья отвернулась к окну.
Егра облизнул губы и хотел что-то сказать, но вдруг задумался. Долго сидел в задумчивости. Потом взял посох и тяжело поднялся с табурета.
– Дура ты, Наталья, – с грустью проговорил он. – Даже если Первоход жив, не будет тебе с ним счастья. Он кто? Ходок! Конченый человек. А я, коли боги не отвернутся, стану владыкой полумира. И ты со мной. Править будешь, Наталья! Полумиром править!
– Не хочу. Не хочу ни править, ни владычествовать. – Наталья прижала руки к груди и с болью в голосе проговорила: – Я любить хочу, Егра. Любить и быть любимой.
По усталому лицу князя пробежала тень.
– Что ж мне сделать, чтобы ты меня полюбила? – спросил он. – Первохода из земли выкопать?
Княгина не ответила.
– Ох, коли б это помогло… – вздохнул Егра. – Выкопал бы… Сам… Голыми руками.
Он помолчал, затем сказал:
– Ладно. Вернусь из похода – поговорим. А пока прощай.
Егра повернулся и, постукивая посохом, грузно зашагал к двери. Но у самой двери остановился и глянул на княгиню через плечо.
– А ежели он тебя не любит? – спросил он. – Что тогда?
Княгиня посмотрела на князя, и он увидел, что все ее лицо осветилось. Она прижала руки к груди и выдохнула, не веря своему счастью:
– Значит, все-таки жив!
– Тьфу ты, – рассердился Егра. – Да не жив он! Сдох, как пес! В овраг его кинули и дрянью забросали! Так забросали, что не выкопаешь!
– Жив, – прошелестела одними губами Наталья. – Сердцем чую – жив.
Егра еще немного постоял у двери, с глухим, озлобленным отчаянием глядя на жену, потом повернулся и вышел из Натальиных покоев.
Полчаса спустя сидел Егра в своем любимом расписном кресле из резного дуба, крытом мягкими подушками и пушистым персидским ковром, и беседовал с атаманом Самохой.
– Смотри, – говорил он атаману, – теперь на тебе моя спина. Коли недоглядишь, враги мне в спину нож воткнут.
– Буду смотреть, княже, – заверил его атаман Самоха, рассевшийся на лавке.
– Коли живым из похода вернусь, награжу, – пообещал Егра. – Злата дам столько, сколько унести сможешь. И серебра – два раза по стольку же. – Князь поднял голову и негромко позвал: – Велигор! Велигор!
Советник Велигор вошел в палаты и поспешно откликнулся:
– Да, пресветлый князь!
– Вели принесть вина и закусок! Трапезничать хочу и гостя своего попотчевать!
Самоха облизнулся, предвкушая вкусное княжье брашно, но из вежливости проговорил:
– Княже, стоит ли теперь, в неурочный час?
Лицо Егры помрачнело.
– Здесь часом распоряжаюсь я и сам решаю, урочный он или нет! – холодно и зло отчеканил князь.
Самоха поспешно склонил голову и смиренно проговорил:
– Прости, княже. Не подумавши ляпнул. Ты – хозяин всему, и даже самому времени.
Велигор повернулся и зашагал из палат. Вскоре советник вернулся, неся на руках тяжелый серебряный поднос с вином, кубками и яствами. Велигор поставил огромный поднос на парчовую скатерть.
– Что ж сам? – удивился князь. – Мог бы холопам приказать.
Велигор улыбнулся:
– Угодить тебе хочу, княже. Не скоро, я чай, увидимся.
Князь проницательно прищурил глаза.
– Не советник у меня, а красна девка, – насмешливо проговорил он.
Тощий Велигор нахмурился и отчего-то побледнел. Князь расценил это по-своему.
– Ладно, не обижайся, – примирительно произнес он. – И впрямь ведь надолго расстаемся. Не на день и не на два. Расставляй свои блюда.
Ловко расставил советник кубки для вина, блюда с жареной свининой, белым хлебом, яйцами перепелов, овсяной цежой и запеченными в бересте щуками – пузатыми, икряными.
Атаман Самоха смотрел на эти прелести жадными, голодными глазами. В своем стане он привык питаться обильно, но просто, и весь его рацион состоял лишь из мяса, сушеных яблок да сухарей.
– Наполни кубок, Велигор, – попросил князь. – Выпьем.
Советник взял кувшин и наполнил серебряный, украшенный самоцветами кубок доверху. Самоха протянул руку к кубку, но Велигор нечаянно задел кубок локтем, и тот упал на пол.
– Ну вот! – сердито воскликнул князь. – Пошто вином полы моешь?
– Отдадим часть пития богам – во благо князя Егры и его дружины, – спокойно ответил на это Велигор.
Егра посмотрел на своего советника удивленно. Плескать вино на пол было у князя не принято. Атаман Самоха похлопал глазами и неуверенно пробормотал:
– Так ведь не капище тут.
– Где князь, там и боги, – назидательно проговорил Велигор. – А ты впредь поперек князя не лезь. Первый кубок завсегда княжий.
– Полно тебе, – примирительно и устало произнес Егра. – Не до очередности мне сейчас.
Велигор взял кувшин и вновь наполнил серебряный кубок. Протянул его князю.
– Выпей, князь!
Егра, сидевший мрачно и молчаливо, взял кубок и поднес его к губам. Пил он долго и сосредоточенно. А когда поставил кубок на скатерть, тот был уже пуст.
– Налей теперь Самохе, – сказал Егра. – Он – моя спина и мой тыл. Коли захочет гиблая нечисть мне пинка дать, он свой зад подставит. Подставишь, Самоха?
– Подставлю, княже! – с воодушевлением ответил атаман. – И говорить нечего!
– Ну, смотри, – небрежно проронил князь.
Велигор наполнил вином второй кубок, и Самоха выпил. Князь взял третий кубок и поставил перед Велигором.
– Ну а теперь выпей и ты.
Советник послушно наполнил кубок и поднес его к сухим губам. Егра откинулся на спинку кресла, прислушался к возбужденным голосам дружинников, доносившимся со двора, и задумчиво проговорил:
– Прав ли я в тяжкой борьбе своей?
– Прав, княже, – твердо ответил атаман Самоха. – Точно прав. Побей Голядь и примкнувших к ним дикарей. Великое дело для княжества сделаешь.
Князь хотел что-то сказать, но вдруг побледнел и стал заваливаться на бок. Пурпурная накидка, скрепленная фибулой, зашуршала у него на плечах.
– Чего это? – не понял Самоха. – Князь, что с тобой?
Лысая голова Егры стукнулась о подлокотник кресла. Самоха вскочил на ноги и завопил:
– Все сюда! С князем беда!
Мгновение спустя послышался топот многих ног. Шум в коридоре нарастал, быстро приближался к
