приворовывала у него бурую пыль.
Потом, устав ругаться, он загрустил. Разогнал всех собутыльников, сел за стол, подпер ладонью щеку и целый час кряду выл унылые песни, перемежая их жалобами на свою горькую судьбину.
А после, когда поток песен иссяк, его охватила холодная, лютая злоба. Белозор натянул сапоги, накинул полушубок, схватил саблю, кликнул своих подельников и отправился на улицу.
Целый час он бродил по городу, выискивая, на ком бы сорвать злобу. Зарубил какого-то нищего на Сходной площади, избил до полусмерти целовальника в «бычьем кружале», а закончил тем, что сломал нос своему холопу и бросил его в ледяной колодец.
Выпустив таким образом пар, Белозор занялся наконец делом, – разослал по городу своих ищеек, дав им четкий приказ: Диону словить, бурую пыль отобрать, а ежели подлая девка будет сопротивляться, избить, но не убивать, и ни в коем случае не трогать лицо.
Сам же он отправился «ворошить гнилой муравейник», а говоря конкретней – поднимать на уши все воровское и разбойное дно Хлынь-града, чего не делал вот уже два месяца.
Когда к вечеру этого тяжелого дня Диона вернулась домой, измученный разлукой Белозор, сидевший впотьмах с кружкой олуса в руке, встретил ее слезами радости.
– Диона! Ты пришла! Сама!
Он обнял ее и прижал к груди.
– Да, Белозор, я пришла, – тихо проговорила Диона. – Только прошу тебя, не зажигай свечей.
– Не буду, – пообещал Белозор, покрывая поцелуями макушку и темя Дионы.
Подождав, пока возбуждение главаря разбойников поутихнет, Диона отстранилась и холодно сказала:
– Прости, Белозор, но у меня нет твоей бурой пыли.
– Пыли? – Он засмеялся и махнул рукой. – Да не волнуйся за пыль! Я ее уже нашел! А тех, кто ее присвоил, жестоко покарал! Вон, посмотри!
Белозор шагнул к груде, сваленной в углу и накрытой стареньким, истертым покрывалом, взялся за край и сдернул покрывало с этой груды.
Диона вытаращила глаза и попятилась. На полу лежали три мертвых, окровавленных тела. Одно из них Диона узнала сразу.
– Бабка Потвора, – в ужасе прошептала она.
– Точно! – кивнул Белозор. – А этот, с выколотыми глазами, ее племяш. Они думали, что могут просто так промышлять на моих землях. – Белозор усмехнулся и качнул головой: – Нет, брат, шалишь. В Хлыни я хозяин!
Белозор быстро глянул на Диону и сказал:
– А ты чего так перепугалась? Ждала увидеть под покрывалом кого-то другого?
– Нет, – дрогнувшим голосом отозвалась Диона. – Просто... Просто все это так жестоко.
– Да брось ты, – весело проговорил Белозор. – Ладно. Я на тебя зла не держу. Тем паче что ты сама ко мне вернулась. Вратко, Горан, Дубок! – окликнул он.
Дверь горницы распахнулась, и через порог переступили три дюжих парня-разбойника. Удивленно взглянули на Диону, но ничего не сказали.
– На улице уже стемнело, – снова заговорил Белозор. – Снесите мертвецов в овраг. А я пока развлекусь с моей зазнобой.
Парни принялись за работу, а Белозор перевел взгляд на Диону и протянул к ней руки:
– Ну, иди же ко мне, моя изменчивая радость!
Диона отступила на шаг и тихо сказала:
– Не трогай меня, Белозор.
На лице главаря появилось недоумение.
– Это почему ж?
– Я больна.
Белозор несколько секунд молчал, затем взял со стола огниво и потянулся к свечам, воткнутым в тройчатый деревянный подсвечник.
– Нет! – холодно выкрикнула Диона, схватила подсвечник и швырнула его на пол. – Ты не должен меня видеть!
Даже в полумраке было заметно, что лицо Белозора вытянулось от удивления. Он сглотнул слюну и проговорил:
– Неужели все так плохо? Что же это за болезнь такая?
– Это... оспа, – ответила Диона.
Белозор нахмурился и невольно отступил на шаг.
– Зачем же ты ко мне пришла? – с боязливой угрюмостью спросил он.
– Ты хотел найти того, кто носит из Гиблого места бурую пыль.
– Ну да. И что?
– Я нашла его.
– Как?
Диона прищурилась:
– Помнишь, я рассказывала тебе про глаза на моих ладонях?
– Про те, которые вышиб стригой?
Диона кивнула:
– Да. – Она подняла руки и повернула ладони к Белозору. – Взгляни!
– О, боги! – воскликнул он и снова попятился.
Диона засмеялась:
– Они снова видят! Я помолилась богам Гиблого места, и они помогли мне!
– Богам Гиблого места? – с изумлением повторил Белозор. – Но ведь эти боги – мертвые боги!
Глаза Дионы сузились.
– В Гиблом месте все не так, как здесь у вас, – проговорила она неприязненно и холодно. – И падший бог – не мертвый бог. Но не будем об этом. Я хочу помочь тебе изловить тайного ходока. Того, который таскал из чащобы бурую пыль, а потом свалил всю вину на Дивляна.
– Что ж... – свирепо прохрипел Белозор, в душе которого снова поднялась отчаянная, злобная храбрость. – Тогда мы нагрянем к этому гаду прямо сейчас!
2
Передвигаться по городу Глебу приходилось с величайшей осторожностью. Слишком многие здесь точили на него зуб, слишком многие готовы были посадить его на нож или сдать княжьим охоронцам за щедрую награду.
Лишь звериное чутье, натренированная интуиция и серый суконный плащ с капюшоном помогали Глебу избегать опасности.
Израненная Ядвигой грудь Глеба ныла, так же как и плечо, но он сумел подавить боль, лизнув бурой пыли, и чувствовал себя довольно сносно.
Сразу после побега из темницы Глеб явился к сестрам Рожене и Божене, и они обработали его раны заживляющей мазью. Кроме того, сестры дали Глебу старую одежду Дивляна – штаны из лосиной кожи, заношенный до дыр свитер и вполне сносный охотничий полушубок.
Когда сумерки сгустились настолько, что вечер перестал отличаться от ночи, Глеб вернулся в свою комнату, взял из тайника, устроенного под половицей, деньги, короткий меч и несколько метательных ножей, после чего бесшумной тенью выскользнул из дома.
Лавку обувщика Мойши-жидовина, про которого рассказывал одноногий бродяга Пичуга, Глеб нашел в подвале двухэтажного бревенчатого дома. Толкнув дверь с нарисованным на ней сапогом, Глеб переступил через высокий порог и вошел внутрь.
– Здравствуй, Мойша, – поприветствовал он пожилого, лысоватого мужчину, сидевшего за столом и ковырявшего ножом подметку сапога при свете двух сальных свечей.
Обувщик вскинул голову, скользнул острыми черными глазами по лицу Глеба и прокартавил, как старый ворон:
– И тебе не хворать. Кто ты такой и чего тебе надобно?
