нечисть.
Глеб повернулся и, опустив плечи, медленно двинулся прочь. Несколько мгновений Диона стояла на поляне, как громом пораженная, потом рванулась с места и нагнала Глеба.
– Нет! – крикнула она, схватила его за плечо и развернула к себе. – Ты не можешь так уйти!
Глеб, не говоря ни слова, презрительно стряхнул ее побелевшую руку со своего плеча, повернулся и двинулся дальше.
Диона сжала кулаки и крикнула ему вслед:
– Милана не врала тебе про ребенка!
Глеб остановился.
– Что? – спросил он, не оборачиваясь.
– Повитуха-вещунья Голица предрекла ей сына, а она никогда не ошибается!
Глеб медленно, словно бы с трудом, повернулся. Взглянул на Диону потемневшими глазами и глухо проговорил:
– Повтори, что ты сказала, нечисть.
– Она носила под сердцем твоего сына, ходок! Пока я сливала ей кровь, она умоляла меня прекратить! Если бы ты видел, Глеб, как страшно она угасала!
На высоком лбу Глеба выступила испарина. Больное плечо его дернулось, глаза заволокло багровой пеленой.
– Ну же, ходок! – яростно крикнула Диона. – Покажи, на что ты способен!
Из горла Глеба вырвалось звериное рычание, он вскинул меч и бросился на Диону. Крича от боли и ярости, он бил и резал Диону, как безумный, а она все не умирала, лишь хохотала хриплым голосом и кричала:
– Это все, что ты можешь? А я-то думала, ты всесильный, ходок!
Иступив о крепкие кости Дионы меч, Глеб отшвырнул его в траву и выхватил из-за пояса метательный нож.
– Я убила ее! – крикнула Диона голосом, больше похожим на рев оборотня, чем на человеческий голос. – Убила твою зазнобу!
Она запрокинула голову и захохотала. Глеб стиснул зубы, шагнул к Дионе и с размаху вогнал ей в горло нож. Провернул его, брызнув черной кровью, затем приблизил свое лицо к ее лицу и процедил сквозь зубы:
– Как тебе это нравится, нечисть?
Диона улыбнулась, тускло сверкнув белыми зубами, и тихо прошептала:
– Бла... годарю.
Глаза ее закатились под веки, и она рухнула на землю.
Щепоть бурой пыли помогла усмирить боль, и гнев постепенно покинул душу Первохода. Отерев испачканный кровью меч снегом, он вложил его в ножны. Затем достал из кармана фляжку с водкой, свинтил крышку и облил водкой тело Дионы. Потом вынул зажигалку, наклонился и поджег край черного платка.
Пламя с платка быстро перекинулось на все тело, и оно вспыхнуло, как ворох сухой травы.
На какой-то миг Глебу показалось, что вместе с дымом из тела вещуньи-нелюди вырвалось туманное черное облачко, принявшее очертание женской фигуры, но он тряхнул головой, и видение исчезло.
– Покойся с миром, красавица Диона, дочь нелюдя Белнона, – устало произнес Глеб. – Гори огнем, нечисть. Да простят тебя боги за все, что ты натворила.
Отвернувшись, он поправил на поясе меч и зашагал к городской стене.
15
– Замята! Проснись, сукин ты сын!
– Уйди, – тихо прохрипел дознаватель сквозь дрему. – Оставь меня в покое.
Глеб схватил его за шиворот и хорошенько встряхнул. Дознаватель охнул и приоткрыл глаз. Посмотрел на Глеба, потом махнул рукой, словно прогонял привидение и невнятно пробормотал:
– Какое счастье, что ты мне только снишься.
Глаз дознавателя снова закрылся.
– Черт! – выругался Глеб.
Он поднял Замяту с лавки и потащил в угол комнаты. Тот открыл глаза и возмущенно прохрипел:
– Куда ты меня тащишь?
– К бадье.
– Что?.. – Замята открыл глаза. – Снова будешь макать?
– Да.
– Ну, нет! – Дознаватель вдруг встал на ноги и оттолкнул от себя Глеба. – Только не вода! – воскликнул он.
– Ты все еще пьян, – сказал ему Глеб.
– Само собой. – Замята пьяно ухмыльнулся. – Я потратил на это деньги. Если тебе нужен трезвый дознаватель, ты явно пришел не в тот дом.
– Давно ты пьешь? – угрюмо спросил Глеб.
Дознаватель наморщил лоб, припоминая, затем хмыкнул и ответил:
– Два дня. А что?
– Значит, ты два дня не выходил из дома?
– Ну...
– Ты хоть в окно выглядывал?
Замята осклабился и покачал носатой головой.
– Нет. А зачем?
Глеб схватил его за рукав рубахи и потащил к окну.
– Идем.
– Куда? – принялся упираться Замята.
– К окошку. Хочу тебе кое-что показать. Идем же!
Глеб подтащил упирающегося дознавателя к окну, отомкнул слюдяную раму и распахнул ставни.
– Посмотри вниз, – сказал он.
Замята выглянул на улицу и поежился. За окном царили сумерки. Внизу, на утоптанном, грязном от следов снегу, стояли люди. Много, не меньше дюжины. Стояли абсолютно неподвижно, пуская ртами пар, и все как один смотрели на окна Замяты.
Дознаватель передернул плечами.
– Чего это они тут столпились? – удивленно спросил он.
– Ты вглядись внимательнее в их лица, – посоветовал Глеб.
Замята вгляделся. Пожал плечами.
– Ну, и что? Ничего не... Погоди. – Голос дознавателя осекся, а его смуглое, носатое лицо вытянулось от изумления. Он протер кулаками сонные глаза и снова воззрился на людей внизу. – О боги, – хрипло выдохнул он. – Клянусь Велесом, тот рыжий бородач с кривым носом – конюх Колояр Тихий! Три дня назад он валялся с разбитой головой у себя в конюшне. И он... он был мертв.
Слово «мертв» Замята выговорил сиплым, дрогнувшим голосом.
– Видишь девку рядом с ним? – поинтересовался Глеб странным голосом. – Это Ведана. Подруга ходока Дивляна.
– Но... ты же говорил, что она мертва.
Глеб кивнул:
– Говорил. И она была мертва. Так же, как конюх Колояр. И так же, как Бава Прибыток. Взгляни на мужика у расписных саней.
Дознаватель перевел взгляд, и брови его приподнялись.
– Это Бава?
Глеб кивнул:
– Да.
– А все остальные... они тоже?
