Антон Грановский
Властелин видений
Пролог
Рыбалка – вещь хорошая, ежели ловить рыбу сетями или неводом. А ежели стоять в лодке с удой в руках и часами глядеть на воду – это уже получается не рыбалка, а какая-то глупость…
Мальчик вздохнул, вытер мокрую, пропахшую речной тиной руку о штаны и посмотрел на дно лодки. Прямо у его ног лежала большая берестяная сумка, а в ней – пять грузил в ивовой оплетке, запасная леса, железные сошила, ботало и распорки для сетей.
«Зачем деду сошила и распорки? – хмуро подумал мальчик. – У него и сетей-то с собой нет».
Он взглянул на старого Гореслава. Руки у деда были загорелые и сильные, совсем не такие, как у отца. Нанизывая червей на крюк, дед поучал своим сухим и трескучим голосом:
– Для жаберных сетей бери грузики из камня. Для волоковых – известняковые и глиняные.
– Да, деда, ты уже говорил, – кивнул мальчик и, незаметно для старого Гореслава, с тоскою поглядел в сторону берега.
Дед сдвинул брови:
– А ты не перебивай. Слушай да мотай на ус. Глядишь, и поумнеешь.
Старый Гореслав поправил на лесе поплавок, слаженный из большого куска сосновой коры, и хлестко забросил крючок с надетой на него гроздью дождевых червей в речную воду.
Мальчик посмотрел, как крючок и глиняный грузик уходят на дно, вздохнул и спросил:
– А почему мы ловим на уду, а не на сети?
Старый Гореслав облизнул обветренные губы, усмехнулся и сказал:
– Знаешь поговорку «Будет уда – будет и еда»?
– Мы тут уже полдня сидим, – хмуро напомнил мальчик.
Дед покосился на него насмешливыми глазами и назидательно проговорил:
– Запомни, внук: боги не прибавляют к счету времени жизни то время, которое ты провел на рыбалке.
Минуты две мальчик старательно таращился на поплавок. Сначала тот был неподвижен, а потом на него села большая разноцветная стрекоза и стала легонько раскачивать его из стороны в сторону. Мальчик зевнул. Нет, ловить рыбу удой – это всё-таки глупость. Куда веселее бить ее спицей.
Мальчик вспомнил, как на исходе прошлого лета охотился с дедом на прибрежную рыбу. Несколько вечеров подряд ходили они вдоль берега с факелом-жирником, выискивая спящих рыб. На маленьких рыб они внимания не обращали. Те приходили и уходили, порхая в рыбной полумгле, как бабочки. Об эту пору у берега всегда табунится разнорыбица. Но они с дедом искали больших брюхатых щук. «Нет на свете ничего вкуснее мяса со щучьего брюха!» – любил говаривать старик Гореслав.
Дед бил щук так ловко и метко, что любо-дорого было посмотреть. Резкий бросок – и спица хлестко вонзается в спину рыбы. После этого дед быстро и осторожно сматывает прожилину и подтягивает подбитую щуку к берегу.
«Вот это я понимаю – рыбалка!» – подумал мальчик, улыбаясь своим мыслям. Взгляд его снова упал на поплавок, и улыбка сошла с губ. Мальчик зевнул, перевел взгляд на деда и окликнул:
– Дед, а дед?
– Чего тебе? – отозвался старый Гореслав.
– А правда, что раньше ты был хорошим купцом?
– Был, – кивнул дед. – А теперь я хороший рыбак.
– А мамка с батькой говорят, что твоя рыбалка – это баловство.
Дед нахмурился и сердито проговорил:
– А ты их поменьше слушай. Батя твой – беспутный человек, проел да пропил всё, что я ему завещал.
Мальчик подумал и возразил:
– У него есть лавка на торжке.
– Есть, – согласился Гореслав. – А при мне было четыре!
Глядя на сухое морщинистое лицо деда, мальчик припомнил недавний разговор. Батя, думая, что он спит, бубнил мамке за шторкой, наминая ей живот:
– Этот старый леший Гореслав припрятал где-то золотишко. Сварогом клянусь, что припрятал!
– С чего ты взял? – постанывая, отозвалась мать.
– Он всегда меня терпеть не мог. Кабы Гордейка, мой старший брательник, не помер, всё бы ему оставил. Он и сейчас уверен, что это я Гордейку-то… того… ножичком в бок.
– Типун тебе на язык.
– А что – может, и правда я.
Батя тихо заржал.
– Типун тебе на язык… – повторила мамка хриплым голосом.
– А чего, думаешь, не смог бы? Думаешь, мне слабо?
– Тебе… о, боги, не останавливайся… нет… нет… не слабо… типун тебе…
Мамка застонала, а батя шумно вздохнул и сказал:
– Может, и впрямь зарезал. Но ты поди сперва докажи.
– Он же оставил тебе свои лавки и весь товар.
Батя зло проронил:
– А золото? Золото где?
– Да, может, и не было его – золота-то? – тихо возразила мать.
– Врешь. Было!
– Ну, и где ж оно теперь?
– А кто его знает? Может, в лесу зарыл. А может, в речке притопил.
– Так ведь стар Гореслав, скоро помрет. Пропадет тогда золото-то?
– Пропадет, – согласился батя.
– Так, может, поедешь к нему да порасспросишь?
– Скорей уж тебе расскажет. А чего – подластишься к нему, как кошка. Он хоть стар, да не немощен.
– Типун тебе на язык! Дурак!
Батя опять заржал.
– Вот разве что щенку нашему расскажет, – сказал он затем. – Они, кажись, спелись.
– Хочешь снова отправить его к Гореславу?
– А чего? И отправлю. Глядишь, и выведает.
Мальчик качнул головой, прогоняя воспоминания, затем снова взглянул на деда и негромко окликнул:
– Дед, а дед?
– Чего тебе?
– А ты правда золото зарыл?
– Какое еще золото?
– Батя, когда мамке живот мял, про золото говорил. Дескать, спрятал ты его. А еще говорил, что дядьку Гордея ножичком в бок кольнул и в овраг бросил.
Старый Гореслав дернул щекой.
– Дурак твоя батя, – сердито проговорил он. – Всегда был дураком, и помрет дураком. И ножичком он никого не колол. Кишка у твоего батьки тонка, чтобы Гордейку кольнуть.
– А за что тогда ты его не любишь? – поинтересовался мальчик.
– За дурость, – ответил дед. – И за алчность.
– А…
– Погодь. – Дед напряженно уставился на поплавок. – Кажись, клюнуло!
Поплавок взбултыхнулся, а потом резко ушел под воду. Леса натянулась.
«Крупная рыбина, – подумал мальчик взволнованно. – Ежели то не какая-нибудь коряга или недоеденная раками дохлятина, навроде утоплой собаки или кошки».
