рыжеватым светом. Путники огляделись. В комнате было просторно. Помимо печурки, посреди пола располагался старый, обложенный камнями очаг. У дальней стены стояли деревянные потемневшие от времени идолы.
– Странная хижина, – сказал Хлопуша и повел могучими плечами. – Первоход, что это за идолы?
– Здесь когда-то было чудское капище, – ответил Глеб, разжигая печь.
– Никогда не видел здесь чудинов, – заметил Рамон.
Глеб задвинул заслонку и повернулся к своим спутникам.
– Я тоже. Но это было давно. Садитесь поближе к печке, сейчас будем ужинать.
Полчаса спустя, наевшись вяленого мяса и напившись травяного чая, путники растянулись на полу. Рамон тихим, печальным голосом читал стихи, прочие молчали.
– «Ведь для людей повсюду место гиблое, – тихо бормотал толмач. – Никто назад не вышел из спустившихся… в обитель вечной ночи и молчания».
– Эй, толмач, – сердито окликнул Хлопуша. – Может, хватит завывать?
– Вам не нравятся стихи?
– Нравится? Да мое брюхо урчит куда приятнее твоих завываний.
Рамон прищурил на здоровяка черные бархатистые глаза и сказал:
– Я не сержусь на вас, сеньор Хлопуша. В своей грубой жизни вы видели мало прекрасных вещей и, конечно же, при всем желании, даже если бы оно у вас было, не смогли бы отличить истинную красоту от полного безобразия.
– Это я-то не видел прекрасных вещей? Поверь, толмач, я видел больше жареных цыплят, чем ты блох в своих распрекрасных батистовых подштанниках. – Хлопуша зевнул и добавил: – Эх, сейчас бы молочного поросёночка… Да на вертеле… М-м…
– Хлопуша, – снова заговорил Рамон, – ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос.
– На какой?
– Если бы судьба забросила вас на необитаемый остров, на котором нет ни зверья, ни травы, ни деревьев. Чем бы вы там питались?
Хлопуша наморщил лоб.
– Даже не знаю, – ответил он после паузы. – Думаю, в этом случае мне пришлось бы набить брюхо камнями, как это делают утки и гуси.
– А когда кончатся камни? Что вы будете есть, когда кончатся камни?
Хлопуша усмехнулся.
– Боюсь, что тогда мне придется слопать себя самого.
– Достойное решение, – кивнул Рамон. – И с какого же фрагмента своего тела вы начнете? С окорочка или с филейной части?
Здоровяк нахмурился.
– Хватит меня доставать, толмач.
– Не злитесь, сударь, это была шутка.
– Я понял. Но в другой раз, толмач, тебе придется шутить с моим палашом, а он не большой любитель шуток.
Глеб, сидевший на расстеленном на полу соломенном тюфяке, вдруг напрягся и вскинул руку в предостерегающем жесте. Рамон, Хлопуша и Бровик насторожились.
– Что там, Первоход? – прошептал Бровик.
– Что ты услышал? – взволнованно спросил Хлопуша.
Глеб облизнул пересохшие губы.
– Кажется, к нам пожаловали гости.
– Гости? Какие гости?
– Пока не знаю. Но это точно не люди.
Хлопуша несколько секунд вслушивался в тихое завывание ветра за окном, потом пожал плечами и сказал:
– Но я ничего не слышу.
– Рамон, погаси факел, – распорядился Глеб.
Когда в комнате стало темно, Глеб скользнул к щели в ставне и осторожно выглянул наружу. В лунном свете он разглядел темные тени, окружающие хижину. Одна… Две… Три… Четыре… Пять… Глеб насчитал с десяток теней, но наверняка их было больше. То и дело в темноте вспыхивали красными, хищными огоньками глаза.
– Твою мать… – тихо выругался Глеб.
И вдруг пылающий глаз прильнул к щели с той стороны. Глебу показалось, что его лицо обдало гнилостным дыханием. Он отпрянул от щели, быстро прикрыл окно заслонкой и снова сел на пол.
– Что там, Первоход?
– Что-нибудь удалось разглядеть?
– Этих тварей больше, чем я предполагал, – ответил своим спутникам Глеб.
– Что мы будем делать? – спросил Рамон.
– Драться. – Взгляд Глеба остановился на лице Бровика, едва освещенном бликами от пылающей печурки. – Здесь есть подпол. Бровик, ты…
– Я пойду с вами, – быстро возразил Бровик.
– Вы совсем еще отрок, – сказал ему Рамон. – Переждите сечу в подполе. В этом нет ничего позорного.
– Даже не смей мне такого предлагать, толмач! Я владею мечом не хуже, чем ты своими дурацкими ножичками!
– Никто с этим не спорит, но…
– Хватит! – яростно прошептал Бровик. – Я буду драться. А если ты попытаешься меня остановить, я врежу мечом по твоей смазливой физиономии.
Глеб усмехнулся.
– Пусть будет по-твоему, ловчий. Теперь слушайте. Мы с Хлопушей выйдем первыми и попытаемся оттеснить тварей от хижины. Вы – за нами. Бровик, как только путь будет свободен, беги к реке. Там, слева от луки, в зарослях рогоза у меня спрятан челнок. Спусти его на воду, отплыви от берега и жди.
– Почему я?
– Потому что ты самый ловкий и быстрый из нас. Хлопуша – увалень, Рамон плохо знает лес. Сам видишь, что больше некому.
Бровик хмуро вздохнул и ответил:
– Добро. Я сделаю, как ты сказал.
7
– Все готовы?
– Да.
Глеб на секунду замер перед дверью, собираясь с духом, затем сдвинул засов, распахнул дверь и шагнул на улицу. Порыв холодного ветра бросил ему в лицо россыпь ледяных капель.
Лужайка перед хижиной, тускло освещенная луной, была пуста. Но на границе чащобы, там, где черной, неприступной стеной стояли деревья, притаились враги. Их присутствие ясно угадывалось – по шорохам и легкому шепоту, доносившемуся из чащи, который не могли заглушить ни ветер, ни перестук дождевых капель, ни шум колеблемых ветром ветвей.
– Я ничего не вижу, – сказал Хлопуша. – Слышишь, Первоход, а может, там никого нет?
Глеб, держа в руках скорострел, пристально вгляделся в черную стену деревьев и велел:
– Подойдем поближе.
Он первым двинулся вперед. Шаг, другой, третий… Ничего не происходило. Дождь все так же стучал по листьям и траве. Ветви деревьев все так же поскрипывали на ветру.
Сердце Глеба билось учащенно. От холода и напряжения его слегка знобило. Он прошел еще пару шагов и вдруг остановился. Из-за дерева вышла темная фигура.
– Первоход! – воскликнул Рамон.
– Вижу!
