На воде и хлебе.
Добровол хмыкнул и небрежно произнес:
– Если ты хочешь напугать меня, чужеземец, придумай чего пострашнее.
– Пострашнее? – Глаза Глеба холодно сощурились. – Хорошо. Кажется, последние два года ты заведовал княжьими дознавателями? Значит, ты не понаслышке знаешь, что такое дыба, пыточные колодки и раскаленные клещи. Я дам тебе возможность испытать на собственной шкуре то, чем ты угощал других.
Глеб вытер рукавом потный расцарапанный лоб и грубо приказал:
– Подымайтесь с пола, бояре. Пришло время поговорить о деле. Хотел я с вами добром, но добрых слов вы не понимаете. Отныне пряников больше не будет. Только плеть и кнут. Живее! – прикрикнул Глеб, яростно сверкнув глазами.
Бояре хотели встать, но снова в ужасе повалились на пол – за дверьми послышался топот множества ног. Глеб быстро наставил ольстру на дверь и положил палец на спусковой крючок.
Двери распахнулись, и в зал вбежали охоронцы княгини во главе с пожилым десятником.
– Мы слышали шум, Первоход! – громко доложил он. – Что случилось?
Глеб опустил ружье, усмехнулся:
– Да ничего особенного. Добровол пытался меня прикончить и натравил на меня убийц. Но я с ними уже разобрался.
– Нужна ли наша помощь, советник Первоход? – осведомился десятник.
Глеб окинул взглядом трясущихся на полу бояр и окровавленные трупы убитых наемников. Перевел взгляд на десятника и хмуро ответил:
– Можете. Вынесите отсюда мертвецов и уведите Добровола в темницу.
Десятник кивнул, отдал распоряжение ратникам, и те рьяно взялись за дело. Кудеяр, на левой скуле которого темнел большой синяк, встал рядом и тихо сказал:
– Поздравляю с почином, Первоход. Теперь тебе придется привыкнуть к виду мертвых бояр и подосланных ими убийц.
Глеб сдвинул брови и холодно ответил:
– Да. Возможно. Но после Гиблого места я ко всему привыкаю быстро.
6
Ожидая княгиню Наталью, Глеб лежал на укрытой мягким ковром софе и смотрел на язычок ароматной свечи, оплывающей в золотом шандале.
Он вдруг припомнил, как ездил с Катей Корольковой по заданию редакции в Прагу на какую-то не то конференцию, не то выставку. Жили они в соседних номерах, и вечером Глеб здорово надрался в баре с пражскими коллегами.
Шагая по холлу отеля, он увидел впереди молодую стройную девушку. Подкрался к ней потихоньку сзади, наклонился к уху и проворковал:
– Девушка, простите, мы с вами не встречались раньше?
Девушка развернулась и вдруг – влепила ему пощечину. Глеб отшатнулся и с растерянным видом схватился рукою за щеку. Поморгал немного и вдруг понял, что перед ним стоит Катька Королькова.
– Катюх, ты чего? – обиженно спросил Глеб.
– Решила, что тебе нужно освежиться, – с усмешкой ответила Катя.
– Да… – выдохнул Глеб. – Ты молодец. – Он потер рукою пылающую от удара щеку и поморщился: – Прямо не знаю, что на меня нашло. Иду, смотрю – фигуристая брюнетка. Наверно, слишком много выпил.
Катя усмехнулась:
– Так много, что принял меня за «фигуристую брюнетку»?
Поняв, что оплошал, Глеб поспешил исправить ситуацию.
– Прости, Кэт, я не то сказал. Я не имел в виду, что ты не фигуристая. И уж тем более глупо отрицать, что ты брюнетка. Я просто хотел сказать, что сзади твоя фигуристость в сочетании с темными волосами…
Глеб совсем запутался и замолчал, рассеянно хлопая ресницами.
Катя усмехнулась:
– Зарапортовался, да?
Глеб кивнул:
– Угу. Но ведь ты меня поняла?
– Эх, Орлуша, Орлуша, – вздохнула Катя, – и кто ж тебя еще поймет, если не я? Топай к себе в номер, у нас завтра трудный день. Подниму тебя ровно в семь. И чтоб был как огурчик.
Вспомнив сейчас о том давнем случае, Глеб улыбнулся. Какой же он тогда был дурак. Хорошо еще, что Катька такая необидчивая. Эх…
Дверь открылась, и в комнату вошла княгиня Наталья. Высокая, красивая, с бледным, словно высеченным из мрамора лицом, одетая в темные одежды.
– Вечер добрый, Глеб.
Он приподнялся на софе и обрадованно улыбнулся:
– Ты все-таки пришла?
– Ты звал. Я не могла не прийти.
Глеб подвинулся, давая княгине место:
– Присаживайся, Наталья.
Княгиня замерла в нерешительности, не зная, как поступить.
– Да садись же, – с улыбкой сказал Глеб. – Не укушу я тебя. Честное слово.
Княгиня присела на краешек софы. Лицо ее было таким же суровым, как всегда, а по краям рта пролегли две едва заметные морщинки. Глеб с удивлением понял, что эти морщинки притягивают его. В них, в этих морщинках, были прожитые годы, пережитые страсти, горести и радости. Это те самые морщинки, которые придают хорошенькому юному лицу отпечаток настоящей красоты, испытанной временем и ставшей частью вечности.
Наталья перехватила взгляд Глеба и слегка поежилась:
– Почему ты так смотришь на меня, Первоход?
– Сам не знаю. Наверное, потому, что ты мне нравишься.
По губам княгини скользнула грустная усмешка.
– Ты ошибаешься. Я нравилась тебе, но это было много лет назад. Теперь я другая. Во мне мало осталось от женщины. Иногда мне даже кажется, что я неживая и что сердце мое давно перестало биться.
Глеб как бы невзначай положил ладонь Наталье на бедро. Княгиня осталась неподвижна, но на щеках ее проступил легкий румянец. Глеб улыбнулся:
– Вот это точно не так. Ты все еще женщина. И не просто женщина, а красивая женщина.
На этот раз Наталья взглянула ему в глаза. Глеб заметил, что взгляд ее потеплел, а брови слегка дрогнули. Тогда он взял ее руку в свою и легонько сжал.
– Между нами все еще что-то есть? – спросил Глеб.
– Ты – мой спаситель, – тихо сказала княгиня. – И всегда был таким. Что бы ни случилось, я всегда знаю, что ты придешь на помощь.
Глеб помолчал. Потом произнес с легкой досадой:
– Странные у нас отношения, княгиня.
Она качнула головой и тихо попросила:
– Не называй меня княгиней. Называй Натальей. Меня давно уже никто не называл просто по имени.
– Наталья… – тихим эхом повторил Глеб и провел кончиками пальцев по теплой руке княгини. – Наташа…
Несколько секунд оба молчали, каждый задумавшись о своем. Первым молчание прервал Глеб.
– Сколько уж лет я здесь, – сказал он. – Иногда забываю, что когда-то у меня была другая жизнь. Но вижу тебя – и снова вспоминаю, кто я и откуда.
