— Да.
— Входи, Лили, и садись. Я хочу познакомиться с тобой.
Лили послушно села в одно из кресел. Изабель села рядом с ней.
— Джон, я хотела бы представить тебе Лили — твою дочь, столь долго пребывавшую в разлуке с тобой, — сказала Изабель. — Лили, это твой отец.
— Можно мне называть его папой? — спросида она, не отрывая от лица Джона блестящих зеленых глаз.
— Нет! — вырвалось у него.
Лили обиженно насупилась; она изо всех сил сдерживала слезы.
Черт возьми, подумал Джон, вот сейчас она расплачется, и что тогда?
— Лили, — успокаивающе начала Изабель, бросая в то же время на мужа возмущенный взгляд, — герцог хочет сказать, что сначала вы должны познакомиться поближе. Я права, ваша светлость?
— Да, миледи, вы совершенно правы… — Джон обернулся к девочке. — Скажи мне, Лили…
— Мисс Дюпре, с вашего позволения! — прервала его Лили.
Несмотря на всю напряженность ситуации, Джон не смог сдержать смех. Ай да малышка!
— Мисс Дюпре, приношу вам свои извинения, — Джон слегка наклонил голову. — Скажите, с кем вы прибыли в Эйвон-Парк?
— С Лизеттой, — ответила девочка.
— Кем же она вам приходится?
— Матерью.
— Так почему же вы называете ее по имени, а не «мама»?
— Ей так больше нравится, — сказала Лили. — Она говорит — когда я зову ее мамой, она сразу начинает чувствовать себя старухой…
Как это похоже на Лизетту, с горечью подумал Джон. Не позволять собственной дочери называть ее мамой!
— Но кто указал вам с Лизеттой дорогу к моему дому? — продолжал он расспрашивать Лили.
— Граф.
— Граф? Какой граф?
— Не знаю, — Лили пожала плечами. — Просто граф.
— Как он выглядит?
— Такой… ну, он мужчина, вроде вас!
Изабель не удержалась от улыбки, но Джону было не до смеха. Он не отрывал взгляда от Лили.
— Какого цвета у графа волосы?
— Светлые…
Это уже кое-что, подумал Джон. Похоже, он прав, все это — дело рук Гримсби.
— Лили, кто твой… ваш отец?
— Вы, ваша светлость, только вы не разрешаете называть вас папой. — Лили повернулась к Изабель. — Я хочу уйти.
На лице девушки отразилось замешательство, но, быстро приняв решение, она сказала:
— Лили, ты не могла бы выйти на несколько минут, пока мы с герцогом поговорим наедине?
— Но Мертл боится оставаться здесь одна!
— Что ж, детка, тогда сядь вон в то дальнее кресло перед камином и зажми уши, — согласилась Изабель.
— Зажать уши? А как это? — не поняла Лили.
— Просто прижми к ушам ладони — вот так. — Изабель показала, как это делается, и девочка с ногами забралась в глубокое кресло и зажала уши.
— Слышишь меня? — на всякий случай спросила Изабель.
— Нет, — громко ответила малышка.
Закусив губу, чтобы не рассмеяться, Изабель повернулась к мужу и заговорила шепотом:
— Как ты можешь так сурово обходиться с маленьким ребенком! Это просто неблагородно!
— Что ж, научи меня, что значит быть благородным.
— Научить тебя? А разве ты это поймешь? Бедную малышку бросила ее родная мать. Я не позволю тебе приставать к ней с вопросами, словно на суде! И не позволю тебе делать вид, что ты ее не замечаешь!
— Изабель, ради бога…
— Ты так хочешь научиться благородству — что ж, общение с дочерью поможет тебе! Что касается меня — я сделаю все, чтобы Лили не вернулась к этой ужасной женщине.
— Не надо мне угрожать! Даже если она моя дочь, ее пребывание в этом доме недопустимо. Весь свет будет шокирован!
— Ты бы лучше подумал об этом раньше, когда был с ее матерью! — В глазах Изабель были гнев и презрение. — Знай, что мне наплевать на мнение света.
Она резко повернулась, подошла к дальнему креслу и легонько коснулась плеча Лили. Взяв девочку за руку, она вышла, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Несмотря на охватившую его злость, Джон улыбнулся. Никогда еще Изабель не была так прекрасна, как в тот момент, когда она с горящими глазами защищала чужого ребенка…
Но через несколько секунд его улыбка сменилась мрачной гримасой. Как Изабель посмела ворваться к нему в кабинет и диктовать свои условия! Как посмела она повышать на него голос! Ну ничего, подумал он, сжав губы. Она еще узнает, кто в этом доме хозяин.
Изабель сидела в своей спальне. Лицо ее пылало гневом. Как смел Джон кричать на нее? Да, он — герцог Эйвон, он хозяин в этом доме, а она, Изабель, лишь несколько часов назад поклялась вечно любить, почитать и слушаться его. Но о каком послушании может сейчас идти речь? Она будет поступать так, как считает нужным, и прислушиваться лишь к себе самой… Неожиданно ее кольнула жалость: Джон, верно, и сам страдает от своего упрямства.
— Он меня не любит, — вдруг тихо и грустно сказала Лили.
— Что? — переспросила Изабель, которая из-за своих мыслей не расслышала слов девочки.
— Я говорю, что герцог не любит меня…
— Нет, Лили, он любит тебя, — убежденно сказала Изабель и взяла ее за руку. — Только он сам еще этого не знает.
— А когда узнает? — Лили с интересом смотрела на Изабель.
— Это известно лишь господу, — ответила Изабель и подумала, что говорит сейчас в точности, как Гизела.
— Но почему его светлость ведет себя так странно?
— Видишь ли… — Изабель не сразу нашла что ответить. — У герцога часто болит желудок. Болит не сильно, но вот настроение у него тогда становится ужасное!
— Понятно… — Лили помолчала несколько секунд, вероятно, задумавшись о странной болезни герцога, а потом воскликнула: — Посмотрите, посмотрите на солнце!
Изабель выглянула в окно: солнце садилось, и сейчас оно висело в безоблачном небе словно яркий огненный шар. «Завтра я покажу Лили наш сад», — подумала Изабель.
— А знаешь, — сказала она наконец, — окна в гостиной выходят на восток, и там можно встречать рассвет…
— Так пойдем туда! — Лили вскочила на ноги.
— Лили, — засмеялась Изабель, — солнце, как и мы, встает утром!
— А что там? — Лили снова высунулась из окна и махнула рукой в сторону холмов.
— Там?.. — Изабель посмотрела туда, куда показывала девочка. — Там простые люди празднуют День летнего солнцестояния. Они жгут костры и пляшут вокруг них…
— Пойдем к ним! — попросила Лили.
— Нет, Лили, мы не можем сейчас уйти: нельзя оставлять его светлость одного… — Лили горько вздохнула, и Изабель добавила поспешно: — Мы будем праздновать летнее солнцестояние на будущий год. А завтра я возьму с собой флейту, и мы пойдем на прогулку в сад — или в лес к реке. Хорошо?
Лили восторженно захлопала в ладоши, и вдруг раздался стук в дверь.
