исключительно из коммунистов, которые по идеологическим причинам, разумеется, заинтересованы в том, чтобы свалить на национал-социалистическую систему как можно больше самых ужасных преступлений. Одновременно с документацией и предложением помощи Заксенхаузенского комитета свидетели получили также фотоальбом со снимками обвиняемых, так что они спокойно могли выбрать для своих обличений пару особенно жестоко выглядящих «злодеев».
То, что на таких процессах юристы, выступающие в роли прокуроров и судей, ни минуты не задумываются над огромными техническими проблемами, связанными с уничтожением людей в таких масштабах, явствует из того, что они, например, принимают за чистую монету порождённые воспалённым воображением показания свидетелей об уничтожении трупов в Треблинке. Я напоминаю в данном случае о сказанном во второй день нашего семинара. Ни на одном из этих процессов не было принято решения об экспертизе орудия убийства — газовых камер. И тому есть причины: подобная экспертиза показала бы практическую невозможность описанных свидетелями убийств в газовых камерах, и всё сооружение ложных показаний рухнуло бы, как карточный домик.
Студент: Какую роль сыграли эти процессы в укреплении ортодоксальной версии о Холокосте?
Ф. Брукнер: Важнейшую. Если вы, например, прочтёте сто страниц, которые Рауль Хильберг в своём классическом труде «Уничтожение европейских евреев» посвящает т. н. «центрам убийства», и обратите внимание на источники, на которые он ссылается, то увидите, что чаще всего среди источников фигурирует книга Адальберта Рюккерля «Нацистские лагеря уничтожения в зеркале немецких уголовных процессов». Р. Хильберг ссылается на неё 41 раз. Второе место среди источников (26 ссылок) занимает Рудольф Гёсс, первый комендант Освенцима, точнее, выбитые под пытками у него англичанами признания, а также записки, написанные Гёссом в Краковской тюрьме под диктовку поляков. На третьем месте (20 ссылок) — шедевр Филипа Мюллера «Специальное обращение», в котором автор, в частности, рассказывает, как он ел пирожные в пропитанной синильной кислотой газовой камере и как голые еврейские девушки вытолкнули его из газовой камеры, чтобы он позже мог поведать миру об ужасах Освенцима. Таково качество источников, на которые опирается основоположник версии о Холокосте Р. Хильберг.
Мартин Брошат, бывший руководитель Мюнхенского института современной истории, поблагодарил немецкую юстицию за то, что она взяла на себя задачу добывать для историков доказательства существования Холокоста. В своём предисловии к упомянутой книге Адальберта Рюккерля об этих процессах М. Брошат писал:
«Хотя почти во всех книгах по истории и школьных учебниках отмечен факт “окончательного решения еврейского вопроса” при национал-социализме, конкретные формы этого ужасного процесса до сих пор не имели систематического документального подтверждения… Несмотря на невыгодные исходные позиции, многолетняя, кропотливая работа судебного следствия сделала, в конце концов, очевидными факты и взаимосвязи».
Позвольте мне подытожить всё вышесказанное.
Вскоре после основания вассального государства Америки — ФРГ, его правительство поручило юстиции добыть доказательства реальности миража: миллионов убитых в газовых камерах, от которых не осталось никаких следов. С этой задачей юстиция справилась, опираясь на показания свидетелей-клятвопреступников и на вынужденные признания обвиняемых. Когда я говорю о вынужденных признаниях, то не имею в виду, что их пытали: этого не было. Есть другие, столь же эффективные методы давления, как мы видели на примерах Верка, Оберхаузера и Мульки.
Вынесенные судами ФРГ приговоры были подхвачены услужливыми историками, чтобы объявить Холокост историческим фактом, в котором ни один разумный человек не может сомневаться. А если кто-то всё же будет сомневаться, та же самая террористическая юстиция, которая сфабриковала доказательства существования Холокоста, будет безжалостно его преследовать на том основании, будто историческая наука доказала, что это установленный факт.
Студент: Рука руку моет.
Ф. Брукнер: Я хотел бы закончить сегодняшний день рассказом о споре между английской журналисткой венгерского происхождения Гиттой Шереньи и американским ревизионистом Артуром Бутсом. Г. Шереньи в 1971 году несколько раз посещала сидевшего в его камере в тюрьме в Дюссельдорфе первого коменданта Треблинки Франца Штангля и беседовала с ним. Ф. Штангль был в 1970 г. осуждён за «убийство минимум 400 000 евреев» судом первой инстанции на пожизненное заключение и подал кассационное заявление. Г. Шереньи утверждала в своей книге «В эту тьму», будто Ф. Штангль признался ей в массовых убийствах в Треблинке, но магнитофонную запись не представила. Сразу же после её последнего посещения при таинственных обстоятельствах Ф. Штангль умер, а поскольку мертвец ничего опровергнуть не может, Г. Шереньи смогла вложить ему в уста всё, что ей угодно.
Студент: Если Штангль подал кассационное заявление, это значит, что он оспаривал предъявленное ему обвинение в убийстве 400 000 евреев. Можно ли всерьёз предположить, что он признался журналистке в том, в чём не хотел признаваться судьям, и тем лишил себя шансов на пересмотр приговора?
Ф. Брукнер: Да, это действительно абсурдно, но ничего не меняет в том, что фальсификация этой журналистки до сих пор считается классической работой о Треблинке. Французский ревизионист Пьер Гийом вспоминает о своей дискуссии с Г. Шереньи, в которой он упрекал автора, что в её книге невозможно различить, что сказал Ф. Штангль и что сказала сама Гитта Шереньи. Что произошло потом, П. Гийом описывает следующим образом:
«Я сделал многозначительное лицо и сказал, спокойно глядя моей собеседнице в глаза и отчеканивая каждое слово: «Короче говоря, он не признался».
Г. Шереньи ответила: «Конечно, нет… Он не мог признаться».
Она рассказала П. Гийому, будто играла при Ф. Штангле роль психотерапевта, помогая ему облегчить свою совесть признанием, поскольку было бы слишком ужасно, если бы он думал, будто всё это сделал он один.
В 1979 году эта дама, как фанатичная поборница правды, яростно набросилась на ревизионистов, особенно на Артура Бутса. Она писала:
«Штангль умер. Но если бы Бутс действительно был заинтересован в истине, он мог бы расспросить, как свидетелей, вдову Штангля и многих других».
А. Бутс в своём ответе мог бы указать на то, что журналистка не может доказать подлинность признания Ф. Штангля, не имея магнитофонной записи, но он предпочёл аргументацию совсем другого уровня:
«Нам не нужно никаких “признаний”, чтобы доказать, что Дрезден и Хиросиму действительно бомбили или что в порядке возмездия за убийство Гейдриха в Лидице были расстреляны заложники. При мнимом уничтожении евреев речь идёт не об отдельном убийстве, а о событиях континентальных масштабов, жертвами которых якобы стали миллионы. Сколь смешна позиция поборников этой легенды, которые в конечном счёте всегда пытаются подкрепить свои утверждения признаниями, сделанными в существующие уже 35 лет атмосфере истерии, цензуры, террора, преследований и грубого нарушения закона… Гитта Шереньи попыталась доказать реальность мнимых зверств тем, что рассказал ей в тюрьме душевно сломленный старик. С таким же успехом можно было бы утверждать, что Нью-Йорк в 1950 году сожгли цыгане, используя, как доказательство, признания живших тогда цыган… Если бы европейских евреев действительно истребляли, не приходилось бы прибегать к такого рода уловкам».
Студент: То, что мы имеем дело с чудовищной ложью, понимает каждый из нас. Но не понятно, почему обман таких масштабов держится во всём мире уже 60 лет и при этом надёжно защищён от критики цензурой и даже террором.
Ф. Брукнер: Этот вопрос мы рассмотрим завтра, в последний день нашего семинара.
Глава V. Основа Нового Мирового Порядка
Ф. Брукнер: После исследований, которые он вёл почти два десятилетия, Поль Рассинье, основатель ревизионизма, пришёл к выводу, что истребление евреев в газовых камерах — это «самый ужасный и мрачный обман всех времён». Я лично, не раздумывая, подписался бы под этим выводом.
В начале последнего дня нашего семинара мы займёмся вопросом, каким образом возник этот обман.
Ложь о массовых убийствах гражданского населения ядовитым газом восходит ко временам Первой мировой войны. Как вы помните, английская газета Дейли Телеграф от 22 марта 1916 г. сообщала, будто австрийцы в Сербии загоняют гражданское население в церкви и убивают там ядовитым газом. Не лишено иронии то обстоятельство, что та же Дейли Телеграф, 26 лет спустя, 25 июня 1942 г., писала на своей пятой странице:
«Немцы убили в Польше 700 000 евреев. Передвижные газовые камеры».
Таким образом, противники Германского Рейха, т. е. союзные державы и еврейские организации, решили снова пустить в оборот пропагандистскую ложь времён Первой мировой войны. Как мы знаем, сначала газовые камеры и душегубки имели множество конкурентов. Только после войны на свалку истории были выброшены установки для убийства электротоком, вагоны с известью, камеры, из которых откачивался воздух, и паровые камеры.
Сначала я хотел бы рассказать, как выдумки пропаганды ужасов постепенно стали составной частью официальной истории «свободного мира». При этом я начну со ссылки на немецкого еврея Бруно Баума, который в 1935 году вместе с Эрихом Хонеккером, будущим главой ГДР, был приговорён за коммунистическую агитацию к 10 годам лишения свободы. В 1943 году Баума перевели из Бранденбургской каторжной тюрьмы в Освенцим, где он принадлежал к числу самых ярых активистов лагерного движения сопротивления. После войны он написал воспоминания «Сопротивление в Освенциме», которые вышли тремя разными изданиями (1949, 1957, 1961). В первом издании на странице 34 говорилось:
«Не будет преувеличением, если я скажу, что большая часть пропаганды, касающейся Освенцима, которая распространялась в то время по всему миру, была написана нами самими в лагере».
Через страницу Баум повторяет: «Мы готовили эту пропаганду для мировой общественности до самого последнего дня нашего пребывания в Освенциме».
Во втором издании, вышедшем восемь лет спустя, Баум пользуется уже совсем иной формулировкой: «Не будет преувеличением, если я скажу, что большая часть публикаций об Освенциме, которые распространялись по всему миру, исходила от нас… Таким образом мы информировали мир до самого последнего дня нашего пребывания в Освенциме».
Cтудентка: Ага! «Пропаганда» вдруг превратилась в «информацию»!
Ф. Брукнер: А эта «информация» вскоре — в «установленные исторические факты», сомневаться в которых в Германии запрещено под угрозой пяти лет лишения свободы.
Для пропаганды такого рода, какую распространяли Баум и его товарищи, концлагеря были идеальным местом. В пропитанной страхом, ненавистью и дерзкими надеждами атмосфере лагерей люди были готовы принимать за чистую монету самые дикие слухи.
Очень наглядно описывал кухню лагерных слухов австрийский еврей и левый социалист Бенедикт Каутский, который был сначала в Дахау, потом в Бухенвальде, потом в Освенциме и, наконец, вторично в Бухенвальде, в своей книге «Дьяволы и обречённые»:
