необратимым – вот и дружи с такими!) самонаводящиеся я блокировала, взамен посылая свои. Судя по все нараставшим воплям позади, цели они порой достигали…
Мягкоперая тьма ласково накрыла бархатным пологом тускло переливающуюся под луной реку, сизый величественный лес, укутала теплым одеялом место нашего ночлега, мягко обволакивая ярко-желтое пятно костра. Глухо потрескивали сыроватые дрова, то и Дело метко швыряясь тонкими острыми иглами искорок в висящий котелок.
– Иньярра, ты же любишь чистить селедку? – вкрадчиво поинтересовалась Лия, минут десять сама промаявшись с вышеозначенным продуктом, в процессе чистки утратившим всякую съедобность и уж тем паче – привлекательность.
– Ага, люблю! – язвительно ответила я. – Примерно так же, как выщипывать брови и гореть на костре.
– Вот и чисти! – рыкнула обозлившаяся Ильянта, всучив мне ножик и грустно взирающую на меня единственным оставшимся глазом сельдь. Кстати, по-моему, голову ей все-таки отрезают…
Как выяснилось через пятнадцать минут, отрезать голову – это самое простое во всем процессе чистки. Я в этом деле не мастак, поскольку рыбу недолюбливаю. Даже есть, а что уж говорить о том, чтобы чистить?
Выпотрошить рыбку мне удалось только с третьего раза, причем уже после первого она подозрительно напоминала хорошенько выжатую мочалку.
– Ничего, нам есть, а не смотреть! – утешила я сама себя, пытаясь сообразить, что же с ней делать дальше.
– Ага, – мрачно согласилась Тая, подозрительно наблюдая за всеми моими манипуляциями. – И еще желательно съесть и не отравиться.
– Ничего, не помрешь! – отрезала я, пиля тупым ножиком спинной плавник. Он проявил просто невиданное упрямство, постоянно сворачиваясь так, что я пилила собственные пальцы. Хорошо, хоть ножик тупой…
– Иньярра, скажи лучше сразу и честно: ты хоть раз это делала раньше? – не выдержала Тая.
– Не-а, – помотала я головой. – Но ведь учиться никогда не поздно, правда?
– Правда, – вздохнула она и горестно добавила: – Но почему за счет именно моего желудка?
– Не жалуйся! – оборвала я, бесцеремонно отрывая надоевший плавник при помощи магии. Наступала самая ответственная стадия: сдирание шкуры. Помнится, когда я единственный раз в своей жизни видела, как повар в Храме чистит селедку, он говорил:
– Самое сложное – это снять шкуру. Либо ты ее правильно снимаешь с первого движения, либо потом полчаса соскабливаешь ножичком!
После этого он поднял рыбку примерно на уровень лица, взял за хвостовой плавник и резко рванул в разные стороны. На подставленную тарелку эффектно упали две филейные половинки. Без костей, без шкуры и без проблем.
– Но это только смотрится так просто, – неторопливо продолжал повар. – Потому что если рвануть неправильно, то сельдь, вывернувшись из рук, прилетит вам прямо в лицо. Удовольствие так себе…
Что ж, проверим. Направление, вектор и силу рывка я, конечно же, не знала, но что мешает узнать методом тыка? Итак, поднимем рыбу на уровень лица… Коварная селедка выскальзывала из пальцев, не давая усилить хватку для сильного рывка… Поудобнее перехватим за хвост – и!..
Удовольствие и вправду маленькое…
– Иньярра, а ты уверена, что эта селедка нам нужна… такой ценой? – опасливо спросила Тая, торопливо колдуя над быстро уменьшающимся синяком на щеке и глубоким порезом от рыбьей чешуи.
– Уже не знаю, – сквозь зубы проскрипела я, чувствуя, что моя легкая неприязнь к морепродуктам с нынешнего дня превратится в пламенную нелюбовь. – Но кое-кому (Ильянта съежилась под моим гневным взглядом) приспичило…
Поужинали запеченной в углях картошкой и помидорами. От вроде бы почти профессионально вычищенной селедки я отказалась наотрез, проигнорировав провокационные фразы о том, какая она вкусная, жирненькая и вообще – пальчики оближешь!
– В следующий раз чистите вы – а я посмотрю, какая она потом будет жирненькая и вкусная! – мстительно сообщила я.
– Но, Иньярра, если еще и мы станем ее чистить – кто же тогда будет есть? – искренне возмутились подруги, звонко расхохотавшись от моего плотоядно-задумчивого взгляда в их сторону.
– А что есть? – вдруг звонко спросили кусты. – Может, я буду?
– Здравствуй, говрокх, – прохрипела я, хватаясь за сердце и чисто машинально выхватывая из воздуха шэрит.
– Бьется? – серьезно спросила Тая, поглядывая на мою руку.
– Ага, – чуть переведя дыхание, ответила я.
– Плохо, – коротко резюмировала та.
– Почему? – грозно вопросила я, вскакивая на ноги.
Ведьма встала, аккуратно обняла меня за плечи и снова, как маленького ребенка, усадила на землю. Уставилась всепонимающим взглядом и грустно, медленно стала объяснять:
– Иньярра, плохо, если человек слушает сердце с правой стороны груди… Но еще хуже – если он его там слышит!
– А иди-ка ты… в кусты! – с чувством послала я, снова вскакивая на ноги. Ведьма прыснула со смеху и отошла. Я посмотрела на руку. И правда – справа. Ну дожилась…
