– Зачем?
– Брат ногу сломал. А в больницу без денег не берут.
Я закусила губу, призадумавшись.
Если у тебя самой за спиной десятилетний опыт высшего пилотажа вранья, то к историям про «больного брата», «вывихнутую ногу», «забытую тетрадь» и «местное землетрясение» начинаешь относиться с бо-о- ольшим подозрением, а то и презрением: до таких банальностей лично я в Храме не опускалась.
Уж врать – так про «полисемированное уравнение детермированности», утянувшее меня чуть ли не на другой конец Древа, откуда я, живая, здоровая, вот только без выполненного домашнего задания, вернулась уже на следующее утро.
Поэтому я решительно тряхнула головой и твердо, глядя ей прямо в глаза, сказала:
– Так, девочка. Если ты сейчас мне покажешь того самого брата, то я тебя отпущу. Если нет…
– Идемте. – Гордо вскинув голову, она пошла вперед. Интересно, зачем я в это вообще ввязалась?
Брат, как выяснилось, был в таборе. А табор – за чертой Окейны. Слыша тихое потрескивание рушащегося заклинания, я глубоко вдохнула, мысленно прочитала себе лекцию на тему «жар костей не ломит», осознала, что не помогло, и уныло пошла вслед за цыганкой.
– Тебя хоть зовут-то как?
– Румтша.
– Румтша, Румтша, Румтша. – Я несколько раз произнесла зубодробильное сочетание звуков, привыкая к звучанию. – А попроще имени нет?
– Есть. Таш.
– Уже лучше. Ногу-то брат как сломал?
– С лошади упал. – Девочка посмотрела на меня недовольно, уверенная, что я пытаюсь поймать ее на обмане. И правильно. Пытаюсь.
– Так сильно?
– Она его под себя подмяла.
– Ясно!
Щит рухнул окончательно, и я вживую оказалась под яростными лучами. Кошмаррррр!
– Слушай, а вы здесь надолго?
– Кто – мы?
– Цыгане. Табор ваш.
– Нет, через неделю уедем.
Надо же, я тоже. Наверное, больше недели здесь никто не выдерживает. И неудивительно, впрочем.
– А раньше в такое время здесь бывали? Здесь всегда так жарко?
– Нет. Обычно в Плододаре за сорок бывает, а тут что-то похолодало.
Похолодало?! Да я сейчас расплавлюсь лужицей воска на песке!
– Далеко еще до табора? – уныло вздохнула я, вытирая пот со лба. Воздух врывался в легкие вихрем, полным колких раскаленных песчинок.
– Нет. Вон после того пригорка, видите?
Пригорок я видела. Но вот с тем, что он недалеко, согласиться никак не могла!
Но, как и все на этом свете, дорога кончилась. Что осталось от расплавленной меня, даже вспоминать страшно. Скорее всего – один ругающийся мозг.
В таборе меня встретили без неприязни – ведьмы с цыганами вообще редко ссорились. Как-то раз я даже с месяц бродила с одним табором. Ничего, весело. Правда, уходить… Уходить отовсюду жалко, а уж от людей, настолько близких мне, страннице, по духу… Но уходить надо. Всегда.
– Сюда. – Румтша легко проскользнула в одну из палаток, полукругом расставленных по поляне.
А мне ничего не оставалось, как последовать за ней, надеясь, что там ожидает меня брат со сломанной ногой, а не мужик с топором, хорошо поставленным голосом рычащий: «Ну кто посмел обидеть маленькую Румтшу?!»
Фыркнув от смеха, я наклонилась и вошла в палатку.
Мужика не было. Брата, впрочем, тоже. На кровати сидел очень симпатичный цыган и недоуменно взирал на меня, сверкавшую глазами в сторону Таш.
– Ну и? – Моим голосом можно было говрокха призывать. На кой кворр я под этим солнцем шла за тридевять земель, чтобы мне здесь одна не в меру лживая цыганка мило улыбнулась и сказала, что…
– Познакомьтесь. Это – Манхо, мой старший брат – он сломал вчера ногу. Это – ведьма, она…
– Неважно, – отрезала я, стараясь сдержать рвущийся наружу смех.
Действительно, почему бы Румтше не иметь старшего брата? С чего я взяла, что встречу зареванного чумазого цыганенка? Смуглый молодой человек с черными раскосыми глазами и длинными волнистыми волосами был ничуть не хуже.