хотела?
– Ох, нам надо поговорить. Мое расследование обрастает все новыми подробностями.
– Ты еще многого не знаешь. Мне только что позвонил приятель из конторы шерифа. Сегодня утром Кларк Эссельман умер в результате несчастного случая.
– Что?
– Просто уму непостижимо. Его убило током в плавательном бассейне. Представляешь, нырнул поплавать, и готов. И садовника убило. Парень прыгнул в бассейн, пытаясь спасти хозяина, и тоже погиб. Дочь Эссельмана говорит, что услышала крик, но, когда прибежала к бассейну, они оба уже были мертвы. К счастью, она сообразила, что произошло, и отключила рубильник.
– Очень странно. А почему рубильник с самого начала не был отключен?
– Откуда я знаю. Они сейчас вызвали туда электрика, он проверяет всю проводку, интересно посмотреть, что он обнаружит. Хоторн там вместе с криминалистами, я тоже сейчас еду. Хочешь, заеду за тобой?
– Дай мне шесть минут на сборы. Буду ждать перед домом.
– До встречи.
Вскоре мы с Чини подъехали к воротам дома Эссельмана. Он нажал кнопку переговорного устройства и сообщил, кто приехал.
– Минутку, я сейчас узнаю, – ответил нам глухой голос, и переговорное устройство выключилось.
Пока мы ехали, я рассказала Чили все, что узнала о конфликте Эссельмана с 'Коротышкой' Стоктоном на собрании, состоявшемся вчера вечером. А еще сообщила о своем разговоре с Берлин и заявлении Дэниель относительно отношений Эссельмана и Лорны.
– Ты здорово потрудилась, – заметил он.
– Но кое-что все-таки не доделала. Я ведь приезжала сюда прошлой ночью, хотела побеседовать с Эссельманом. Честно признаться, я плохо представляла, о чем буду говорить, но когда увидела, что света в доме нет, то решила не будить старика среди ночи ради того, чтобы развеять слухи относительно его извращенных сексуальных наклонностей.
– Что ж, а теперь уже поздно.
– Да, поздно, – согласилась я.
Ворота раскрылись, и мы поехали по извилистой подъездной дорожке, вдоль которой стояли машины: две без опознавательных знаков, фургон электрической компании и служебная машина округа, принадлежавшая, наверное, коронеру. Чини припарковал свою 'мазду' позади последней машины, и дальше мы отправились пешком. Перед особняком выстроились: красная пожарная машина, оранжево-белая машина 'скорой помощи' и черно-белая патрульная машина шерифа. Помощник шерифа в форме покинул свой пост возле входной двери и шагнул нам навстречу. Чини предъявил бляху и удостоверение, они перекинулись парой фраз, и страж порядка пропустил нас.
– Как это тебя сюда допускают? – пробормотала я, когда мы подошли к крыльцу.
– А я сказал Хоторну, что этот случай может иметь косвенное отношение к делу, над которым мы сейчас работаем. И у него не будет никаких проблем, поскольку мы пока не собираемся вмешиваться, – пояснил Чини. Он повернулся и наставил указательный палец мне прямо в лицо. – А если ты создашь какую-нибудь проблему, то я тебе шею сверну.
– Зачем мне создавать проблемы? Мне просто любопытно, как и тебе.
У входной двери мы остановились, провожая взглядом двух пожарных, которые уходили, поскольку, видимо, в них больше не было нужды.
Мы вошли в дом и прошли через большую деревенскую кухню. Кругом стояла тишина, не было слышно ни голосов, ни телефонных звонков. Я не увидела ни Серену, ни кого-либо из прислуги. Стеклянные двери, ведущие во двор, были открыты, а сам двор напоминал съемочную площадку кинофильма – полно людей, и сразу не поймешь, кто из них кто и кто чем занимается. Многие слонялись без дела на почтительном удалении от бассейна, а те, кому было положено, трудились в поте лица. Я узнала фотографа, коронера и его помощника. Два детектива в штатском занимались измерениями для составления схемы происшествия. Среди всей этой суеты никто не поинтересовался, по какому праву мы тут находимся. Из разговоров мы поняли, что наличие преступного умысла пока не установлено. Поскольку Эссельман занимал высокое положение в обществе, вся полиция была поднята на ноги и работа велась очень тщательная. Тела Эссельмана и садовника вынули из воды, они лежали рядышком, укрытые брезентом. Торчали только ступни – голые и в рабочих ботинках. На голых ступнях имелись темные ожоги. Нигде не было видно собаки, и я решила, что ее где-то заперли. Возле тел молча стояли два санитара, ожидая разрешения коронера на отправку трупов в морг. Больше им тут делать было нечего.
Чини оставил меня одну. У него было чуть больше прав находиться здесь, чем у меня, и он решил, что может разгуливать повсюду, тогда как я подумала, что мне разумнее вести себя тихонько, как мышка. Повернувшись, я осмотрелась. Днем ухоженные лужайки выглядели пестрыми, поскольку среди травы росли овсяница и свинорой, причем последний, находившийся в это время года в состоянии покоя, образовывал душистые коричневые полосы. Цветущие кусты окружали двор сплошной стеной высотой до пояса. Я точно могла сказать, где утром работал садовник, на это указывали недостриженные кусты. Его электрические садовые ножницы валялись на бетонной дорожке, видимо, он бросил их там, перед тем как прыгнуть в воду. Бассейн выглядел безмятежным, на его темной поверхности отражалась часть пологой остроконечной крыши. Возможно, это было плодом моего чересчур активного воображения, но я могла бы поклясться, что в утреннем воздухе еще витает легкий запах горелого человеческого мяса.
Я медленно прошла через двор в направлении прохода, соединявшего четыре гаража и дом, и вернулась обратно. Я не понимала, как смерть Эссельмана могла оказаться несчастным случаем, но одновременно с этим не понимала, как она может быть связана со смертью Лорны.
На углу дома, ближайшего к бассейну, я заметила некоторое оживление – там два детектива разговаривали с электриком. Электрик сопровождал свои объяснения жестами. Я видела, как они все втроем дружно поворачивали головы то к электрическому щитку, то к сараю с оборудованием, где были
