Александр Матвеевич Грачев
Падение Тисима-ретто
ПРОЛОГ
В первой половине июля 1945 года из Владивостока на Камчатку вышел небольшой грузовой пароход «Путятин». Его трюмы были загружены солью для рыбных комбинатов полуострова и небольшим количеством продовольствия и промышленных товаров для населения Петропавловска-на-Камчатке. На борту «Путятина» находилось около сорока пассажиров.
Спустя трое суток в дальневосточном пароходстве была принята радиограмма:
«Ночь 12 на 13 июля траверзе пролива Буссоль Охотском море подобрал бедствующих китайцев количестве 82 человек тчк Продолжаю курс Петропавловск тчк Крамсков».
А через десять часов еще радиограмма:
«Отливным течением снесен район мелких рифов средней части Курильской гряды тчк Опасаясь сесть рифы лег дрейф тчк Туман максимальной плотности тчк Следите за мной тчк Крамсков».
Спустя двое суток была получена еще одна радиограмма:
«Путятин» пересек Курильскую гряду и вышел в Тихий океан».
Это было последнее сообщение радиостанций «Путятина». Напрасно радисты наших дальневосточных портов и всех судов, находившихся в то время в Охотском море и в северо-западной части Тихого океана, караулили в эфире позывные потерявшегося судна, — «Путятин» исчез бесследно.
Но вот вечером 22 июля неподалеку от мыса Лопатка, на юге Камчатки, с берега была замечена шлюпка в Охотском море.
Берега здесь суровы и величественны. Кругом необозримый водный простор: к востоку — сумрачно- синий Тихий океан, к западу — пепельно-светлое Охотское море, а к северу — громады гор, поднявших в поднебесье белоснежные шапки потухших вулканов. И над всей этой картиной громадная нестерпимая синь такого ж громадного высокого неба. У подножия головокружительных прибрежных обрывов, вокруг камней, торчащих там и тут из воды, в устьях ключей, что бегут из горных распадков, в шторм и в тихую погоду неумолчно шумит и пенится прибой. Пустынны там берега. Лишь чайки, топорки да кайры кружатся над неприступными скалами. День-деньской звенят в воздухе их истошные крики. В ясную погоду отсюда видны Курильские острова. Далекие, едва уловимые контуры гор как бы висят в небе. Они похожи на исчерна- мглистые клубы грозовых туч. А немного к западу, на отшибе от северных Курил, под самое небо поднял свою округлую снеговую шапку исполинский конус одинокого вулканического острова Алаид.
Древняя камчадальская легенда рассказывает, что когда-то Алаид стоял на юге Камчатки, там, где теперь находится Курильское озеро. Его вершина, поднимавшаяся к самому небу, закрывала солнце от соседних гор, в горы постоянно роптали на своего соседа. Надоело Алаиду слушать этот ропот, он снялся со своего места и ушел подальше в открытое море, на юг, чтобы никому, там не мешать. А на том месте, где он стоял, образовалось озеро, посредине которого остался одинокий камень. Там же где прошел Алаид, направляясь в море, остался его след — река Озерная.
От гряды Камчатских гор к югу, вплоть до первого Курильского, пролива, утиным носом протянулось невысокое узкое плато, мыс Лопатка, — зеленая равнина, едва возвышающаяся над уровнем воды.
В этот вечер против Камбальной бухты, лежащей у западной части мыса Лопатки, далеко в Охотском море показался парус. В бинокль можно было разглядеть шлюпку, скользящую под парусом. Она направлялась к берегу. Как это часто случается здесь летом, к вечеру берега подул легкий ветер, подымая чешуйчатую рябь волн. Шлюпка шла на бейдевинд румба на четыре почти против ветра, часто меняя галсы, выписывая крутые зигзаги с острыми углами. Видно, ее вели мастера-яхтсмены. Парусу помогали гребцы: несколько пар весел, поблескивая в лучах вечернего солнца, дружно и размашисто взлетали над водой.
В первую же минуту появления паруса на горизонте его заметил с берега пограничный патруль. Лежа в траве над прибрежным обрывом Камбальной сопки и вглядываясь в морскую даль, пограничники строили догадки: кто бы мог быть в шлюпке? Никаких предупреждений о ней не было. А расстояние между шлюпкой и берегом заметно сокращалось.
— Нужно предупредить заставу. Кто знает, кого недобрая несет из самого моря, — сказал белобрысый скуластый крепыш ефрейтор Кузин, начальник наряда.
— Поднимитесь, Ломия, к вышке, позвоните капитану, — приказал он тихому смуглолицему кавказцу с большим орлиным носом. — Скажите: идут примерно на Топорковый ключ. Здесь, мол, и будем перехватывать их.
Вернувшись, Ломия доложил:
— Капитан приказал наблюдать. К нам на помощь выходит взвод лейтенанта Морозова.
Незадолго до наступления сумерек шлюпка подошла к берегу. Она пристала, как и предполагал ефрейтор Кузин, в устье Топоркового ключа — здесь наиболее удобное место для высадки. В шлюпке оказались военные моряки: двадцать девять человек насчитал ефрейтор Кузин, наблюдая за неизвестными из прибрежных зарослей шеломайника. На дне шлюпки виднелись автоматы, шинели, вещевые мешки с притороченными к ним касками.
В мирных намерениях неизвестных нетрудно было убедиться в первую же минуту, как только шлюпка ткнулась носом в камни у устья ключа. Усталые, заросшие щетиной лица матросов светились счастьем, радостные возгласы оглашали распадок. Над общим шумом и гвалтом послышался строгий молодой голос:
— Кривцову и Валькову закрепить конец на берегу. Всем сходить на берег по одному, вещей не брать: будем вытаскивать шлюпку. Первому отделению обеспечить дрова и развести костер.
Говоривший продолжал сидеть на корме, у руля. Это был молодой чернявый лейтенант со строгим смуглым лицом, с нахмуренными широкими бродами. Его тонкую гибкую фигуру ладно облегал новенький китель с рядами орденских планок над левым карманом. Черные выразительные глаза его светились лихорадочным блеском, когда он смотрел, как моряки припали к светлоструйному ручью, бегущему с гор. Видно, его тоже мучила жажда. Тем временем моряки, спрыгнувшие первыми на берег, радостно кричали, бросались целовать камни, обнимали друг друга.
— Братцы, до-ома!
— Наша земля!
Ефрейтор Кузин приказал Ломии оставаться в шеломайнике и наблюдать, а сам, одернув гимнастерку и выставив вперед автомат, вышел из зарослей и громко крикнул:
— Здравия желаю, товарищи!
Шумной гурьбой моряки окружили пограничника. Все тянулись к нему, чтобы взглянуть, пожать руку. Сквозь толпу матросов к Кузину с трудом протиснулся смуглолицый строгий лейтенант. Он стиснул пограничника, крепко поцеловал в губы, откозыряв, представился:
— Лейтенант Суздальцев, командир взвода морской пехоты.
Ефрейтор Кузин был смущен, но держался строго, деловито, как того требует пограничная служба.
— А теперь, товарищи, попрошу ваши документы, — сказал он, когда улегся шум. И снова, уже в который раз, одернул гимнастерку.
Документы у прибывших были в порядке. В командировочном предписании, предъявленном лейтенантом, значилось, что взвод следует из Нарвика на Дальний Восток.
