Передачу самолетов союзникам Хваленский постарался провести максимально торжественно — на рулежную дорожку выкатили три новеньких истребителя, возле них построился весь личный состав эскадрильи, одетый в чистенькую повседневную униформу, и капитан от лица советских инструкторов поздравил их с завершением обучения.
— Ваши самолеты — лучшие истребители в мире, — сказал он между прочим. — Мы надеемся, что с их помощью вы одолеете американцев и изгоните их из Вьетнама.
— Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а! — раскатилось над окрестностями.
Лейтенанты в парадных мундирах стояли позади своего командира и усердно изображали на лицах внимание к происходящему, как вдруг Вася громко прошептал:
— Ашот! Глянь на самолеты! Видишь?
— Вижу. Знаки вьетнамские нанесли, — негромко ответил Чапай.
— Нет же, дубина! Борт возле фонаря…
— А! Понял! — воскликнул, присмотревшись, Ашот. — Они наши машины выкатили!
— Не ори на все поле! Угадал!
На бортах истребителей были нарисованы маленькие красные звездочки. У одного самолета — две. У второго — одна.
— У них обычай такой — рисовать на самолете звездочки за сбитых, — сообщил Вася. — Прям как у наших в войну…
— Ага… — Ашот сиял, как начищенная монета.
Вьетнамский замполит прочитал перед строем длиннющую речь, суть которой Хваленский перевел весьма лаконично: «Слава партии и смерть врагам». Потом выступил полковник Цзинь; он был куда более лаконичен и ограничился двухминутным напутствием пилотам. Снова раскатилось троекратное «ура», и на этом официальная часть закончилась. Вьетнамцы направились на торжественный обед; туда же пригласили и советских офицеров. Увы, трапеза особо не отличался от обычной — разве только замполит вещал куда больше прежнего. Не выдержав его ура-патриотических речей, лейтенанты по-тихому сбежали оттуда и направились в лагерь. Ашот с Васей уехали на попутном джипе, а опоздавший Володя пошел пешком через поле.
Он брел по аэродрому и мысленно проклинал себя за то, что не пересел тогда по-быстрому со «спарки» на один из истребителей. Пока вырубил двигатель, пока отстегнул ремни и добежал до вооруженных машин, вьетнамцы уже блокировали их — и не дали ему даже сесть в кабину… Теперь, после того боя, ребята словно отдалились от него. Ну, не то чтобы поглядывали исключительно с чувством превосходства, — но что-то такое в отношениях изменилось. «Обстрелянные пилоты, блин… — размышлял лейтенант. — А я, надо думать, зелень, пороху не нюхавшая…».
— Володь… — услышал он за спиной и обернулся. Это оказался Хваленский.
— Да, товарищ капитан…
— В лагерь идешь?
— Так точно.
— Ну, пойдем…
Они прошли немного молча, и капитан спросил:
— Что такой хмурый?
— Да так… — махнул рукой Володя.
— Дома что не так? Или из-за боя так переживаешь?
— Переживаю, — вздохнул старлей.
— Не стоит так. Ты приказ об участии в боях рискнул бы нарушить?
— Рискнул бы, — без раздумий ответил Володя и добавил:
— Я хотел взлететь следом за вами, но мне вьетнамцы не дали.
— Тебя могли сбить на взлете, — отозвался Хваленский. — Может, они тебе жизнь спасли…
— Может… — неохотно согласился лейтенант.
Повисло неловкое молчание. Володя на ходу сшибал прутиком цветки, то тут, то там выглядывавшие из травы, капитан, заложив руки за спину, разглядывал деревья на холме. Наконец, он сказал:
— Пойдем, посмотрим на сбитого.
— Какого? — не понял Володя.
— Американца. Которого зенитчики свалили при налете.
— Давайте… — пожал плечами лейтенант.
Они взяли левее лагеря и вскоре оказались возле холма, на который рухнул подбитый зенитками истребитель-бомбардировщик. От него осталось немного, — кусок хвоста, да закопченное крыло со следами камуфляжа, плюс мелкие обломки. Склон холма был обуглен — тут горело топливо, хлынувшее из баков машины после падения. Когда вьетнамцы добрались до самолета, спасать было некого и нечего — все сгорело. По наличию среди обломков фрагментов катапультного сиденья и обугленного шлема стало ясно, — пилот остался в машине. То немногое, что от него осталось, похоронили тут же, на вершине холма. Теперь на ней возвышался небольшой крест с табличкой: «Неизвестный американский пилот, погиб 17 мая 1967 года».
Летчики молча смотрели на искореженные куски того, что еще неделю назад было самолетом. Потом Хваленский негромко сказал:
— Вот почему я против вашего участия в боях…
— Боитесь, что нас собьют?
— Хуже. Что вас похоронят под табличкой «Неизвестный солдат».
— Да не будет с нами такого, товарищ капитан! — раздосадовано воскликнул Володя.
— Не зарекайся! — сухо сказал капитан. — Этого хоть найдут после войны… — показал он на крест. — Сопоставят факты, документы, — и узнают, кто это был. А вас наверняка и искать никто не станет…
— Почему?
— А нас тут как бы нет… — глухо ответил капитан.
Ветер прошумел в вершинах деревьев, и снова стало тихо. Офицеры молча смотрели на крест, возвышавшийся над обугленным холмом.
Глава 13
Охота на радары
…Утро выдалось ясным и теплым. Воздух был напоен ароматами трав, перемешанными с запахами пороховой гари, бензина и пота. Радостно пели птицы, приветствуя солнце, которое величественно и неторопливо поднималось из глубин Тонкинского залива. Мычали в деревнях буйволы. Топал на юг отряд северовьетнамских солдат, которому предстояло вскоре пересечь демилитаризованную зону. Спали в подземных бункерах в глубине Южного Вьетнама их вьетконговские коллеги. Пылили по дорогам американские колонны. Работали на рисовых полях крестьяне. Летели по своим делам куда-то на северо- запад четыре камуфлированных истребителя «Фантом». Словом, стояло обычное утро, одно из многих на этой бесконечной войне…
…«Фантомы» мчались вперед, и джунгли под ними сливались в сплошной зеленый ковер, на котором то тут, то там серебристыми ниточками блистали многочисленные речушки и ручьи. Ведущий четверки, капитан Джим Уатт, осмотрелся. Слева от него летел ведомый, лейтенант Пит Джелли. Еще в полумиле левее шли самолеты лейтенантов Томми Хадсона и Рика Маккензи. Все четыре машины были вооружены ракетами «воздух-воздух», а под фюзеляжем у каждого был подвешен объемистый бак с топливом — так, про запас.
— Медведь пять ноль три — Бешеному Псу, следуем прежним курсом, встреча с Охотниками через две минуты, — произнес Уатт.
— Медведь пять ноль три, это Бешеный Пес, вас понял, — отозвался руководитель полетов.
— Я — Охотник-один, буду в точке встречи через полторы минуты, — коротко доложил ведущий
