Он подтолкнул Элис к стражнику, тот схватил ее за руку и потащил вверх по каменным ступеням к арочному дверному проходу. Дверь, толстая, как ствол дерева, была открыта. Внутри мерцало пламя факела, оставляя на стене полосу черной копоти. Замок дышал холодом и сыростью; казалось, даже платок на грубо подстриженной голове Элис дрожал. Здесь было холоднее, чем в пронизанной сквозняками хибаре Моры. Стены замка защищали от ветра, но туда никогда не попадало солнце. Девушка незаметно перекрестилась. У нее было предчувствие, что она идет навстречу смертельной опасности. Темный коридор, освещенный по углам чадящими факелами, был как самый страшный кошмар в монастыре: запах дыма, треск пламени и длинный, длинный путь в никуда.
— Шагай быстрее, — поторопил стражник и крепко сжал руку Элис.
Виток за витком она поднималась за ним по винтовой лестнице.
— Пришли, — наконец сказал он, постучав в массивную деревянную дверь: три коротких удара и два длинных.
Дверь распахнулась. Помещение было так ярко освещено, что девушка зажмурилась. Несколько человек сидели на скамьях за длинным столом с остатками ужина, в углу ворчали над костями две большие охотничьи собаки. С первого взгляда Элис поняла, что перед ней — люди знатного происхождения. Плащи, небрежно брошенные на стулья, были сшиты из тонкой шерсти на шелковой подкладке. Присутствующие были одеты в тонкие чулки изящной расцветки и бриджи с пуфами, подвязанные под коленями красивыми ленточками. Длинные камзолы были распахнуты, так что виднелись шелковые подкладки. На головах красовались небольшие бархатные шляпы с перьями и драгоценными камнями. Было жарко, пахло прогорклым дымом и потом.
— Девка! — воскликнул один из них. — Очень любезно с твоей стороны!
Элис отпрянула и спряталась за спиной солдата, который еще держал ее за руку. Тот покачал головой и ответил:
— Нет. Это знахарка из Боуэса, ее прислали к милорду. Как он себя чувствует?
Молодой человек, находившийся в самом конце комнаты, поманил их к себе.
— Увы, ему не лучше, — проговорил он вполголоса. — Лорд хочет видеть ее немедленно.
Он отдернул гобелен на стене и распахнул узенькую арочную дверь. Стражник отпустил Элис и сунул узел ей в руки. Она застыла в нерешительности, не зная, что делать дальше.
— Ну, чего стоишь? — обратился к ней молодой человек.
Но девушка все не решалась двинуться с места. Тогда солдат подтолкнул ее вперед. Стараясь не потерять равновесие, она сделала шаг, и еще один; спотыкаясь, она кое-как проковыляла мимо мужчин, провожающих ее взглядами. За узкой дверью оказалась каменная лестница, освещаемая одним- единственным еле горящим факелом. В конце пролета Элис увидела небольшую деревянную дверь; едва она поднялась по ступеням, как дверь медленно отворилась.
Темное помещение освещали только пламя камина и слабый огонек восковой свечки на сундуке. Закругляющиеся стены башенной комнаты были завешаны гобеленами. Перед камином — тяжелый резной деревянный стул, возле него — табуреточка для ног. Под застекленным окном, смотрящим во двор замка, находился небольшой круглый столик. В углу — два деревянных сундука для одежды и буфет, в котором стояли кувшин с вином и бокал; Элис отметила очень красивую форму бокала и поняла, что, невзирая на страх, не утратила наблюдательности. У дальней стенки располагалась небольшая высокая кровать, задрапированная занавесками, расшитыми богатыми узорами.
В изголовье кровати девушка увидела крошечного человечка, ростом не более ребенка. Он глаз не сводил с гостьи, непрерывно поглаживая рукой подушку, где покоилась голова человека с исхудалым, изможденным болезнью и страданием лицом, желтым, как осенний березовый лист. Но черные глаза, когда над ними поднялись тяжелые веки, смотрели ярко и весело, сверкали, как у старого сокола.
— Ты, что ли, знахарка? — спросил он.
— Я мало что умею, — тут же стала оправдываться Элис. — И мало чему училась. Вам надо послать за кем-то более опытным и знающим, аптекарем или даже брадобреем. Вам нужен настоящий врач.
— И он будет ставить мне банки, пока я не помру, — медленно произнес больной. — Своими банками меня чуть в могилу не свели. Пока я не выгнал всех вон, они как один твердили, что ничего больше не могут. Довели меня до полусмерти! Но я не помру. Мне пока рано помирать. У меня есть еще дела на этом свете, слышишь, девка? И ты спасешь меня, правда?
— Попробую, — согласилась Элис.
Ей очень хотелось отказаться, но она вовремя прикусила язык. Она повернулась к камину, при свете огня положила на пол узел, собранный Морой, развязала его, расправила платок и разложила в порядке все, что там было. Карлик протопал к ней и присел рядом на корточки, при этом его голова не доставала ей даже до плеча.
— Используешь черную магию, госпожа моя? — промолвил он вкрадчивым тоном.
— Нет! — мгновенно откликнулась Элис. — Я мало что знаю про травы, только то, чему учила моя госпожа. Лучше бы вы послали за ней.
Карлик покачал головой.
— Весь Боуэс судачит про новую молодую знахарку, которая явилась неизвестно откуда и живет теперь возле реки вместе со старухой вдовой Морой. — Он кивнул в сторону неподвижно лежащего на кровати больного. — Милорд тоже не любит черной магии и не потерпит ее.
Элис расправила молитвенник, по правую руку положила травы и ступку с пестиком. Карлик указал на камень, обвязанный ленточкой.
— Что это такое?
— Кристалл кварца, — пояснила Элис.
Человечек быстро перекрестился и закусил кончик большого пальца.
— Чтобы предсказывать будущее? — гневно воскликнул он. — Но ведь это черная магия!
— Нет, — успокоила Элис. — Так я найду источник болезни. Это как лозой ищут подземные воды. Отыскивать воду с помощью лозы — не черная магия, это может делать даже ребенок.
— Ага, — ответил человечек, признавая ее правоту. — Да-да, верно.
— Хватит болтать! — раздался приказ больного. — Давай лечи меня скорее, знахарка.
Девушка поднялась на ноги, зажав ветхую ленту между большим и указательным пальцами; кристалл свешивался как маятник. Платок, покрывающий ее голову, соскользнул на плечи. Карлик изумленно уставился на щетку едва отросших волос.
— Что это у тебя с головой? — удивился он, но тут же лицо его приняло лукавое, озорное выражение. — Ты побрила ее, красавица моя? Ты что, беглая монашка из богатого аббатства, где старухи богатеют и говорят мятежные речи?
— Нет, — отозвалась Элис.
Из темноты двора под окном донесся короткий крик петуха, но сразу умолк — видимо, петух решил, что еще рановато и можно немного поспать.
— Я жила в Пенрите и заболела лихорадкой, вот мне и обрили голову, — соврала Элис. — Я не монашка и не понимаю, что такое мятежные речи. Я девушка простая.
Недоверчиво улыбаясь, карлик кивнул. Семеня ножками, он пробежал на свое место в изголовье кровати и снова принялся гладить подушку.
Элис подошла поближе и пробормотала:
— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti.[5]
Прозрачный камень на ленточке медленно задвигался сам по себе, проделав дугу по часовой стрелке.
— Так действует благодать Божья, — продолжала Элис.
Камень быстро пошел по кругу. Девушка вздохнула. В аббатстве она никогда не пользовалась маятником, монашки не одобряли подобные методы, считая их проявлением сверхъестественных сил. С этим камнем работала Мора. Благословив его, Элис думала удержаться на зыбкой грани, которая разделяет благодать Божью и дьявольские козни. Но сейчас за ней пристально наблюдали хозяин замка и карлик со своей едва заметной злобной улыбкой. Девушка уже чувствовала горячее дыхание костра, где сжигают еретиков, и боялась обвинения в колдовстве, за которым следует удавка.
Она опустила едва дрожащую руку на лоб старого господина и, вспомнив действия Моры,
