постоянно не хватает. Видит Бог, я готов для тебя на все, Элис, но ни лошади, ни денег у меня нет.
Лицо девушки оставалось спокойным, хотя внутри все кипело.
— Может, ты придумаешь что-нибудь, — настаивала она. — Я рассчитываю на тебя, Том. Если ты не поможешь, я не знаю, что со мной будет.
— Из нас двоих придумывала всегда ты, — возразил Том. — Я просто пришел повидаться с тобой, прибежал, как собачка, которой свистнул хозяин, я всегда так делал. Как только стало известно, что аббатство сгорело, я подумал о тебе. А потом, когда прослышал о новой служанке Моры, решил, что это наверняка ты. И сразу явился. Но я не строил никаких планов.
Элис тоже поднялась и стояла рядом с ним, плечо к плечу, очень близко. От него несло затхлым потом, застарелой кровью забитой скотины и прокисшим молоком. Это был запах бедняка, стариковский запах. Она сделала шаг назад. Ее детская привязанность к Тому давно забылась, но ей отчаянно нужен был помощник, иначе ей было не выбраться из отвратительной лачуги Моры. А Том был ее единственным другом. Он взял ее за руку, и она сжалась, подавив желание его оттолкнуть. Он посмотрел ей в лицо. Темно-синие глаза Элис, искренние, как у ребенка, спокойно встретили его взгляд.
— Ты не хочешь меня как мужчину, — внезапно догадался Том. — Ты только подлизываешься, а на самом деле ждешь, чтобы я, как когда-то старая аббатиса, избавил тебя от Моры.
— А что тут такого? — с вызовом спросила Элис. — Я же не могу с ней жить! Если я для тебя что-то значу, Том, ты должен помочь мне уехать. Ты прав, я не хочу тебя как мужчину, мои обеты запрещают мне плотские желания, и я не могу представить себя с мужчиной, с любым мужчиной. Но ты просто необходим мне как товарищ, Том. Без твоей поддержки я даже не знаю, что делать. Мы обещали быть верными друг другу и всегда приходить на помощь, если один из нас будет в нужде или в опасности. Если бы тебе понадобилась помощь, я бы помогла не задумываясь. Если б у меня была лошадь, ты бы никогда не ходил пешком. — Элис помедлила, опустила глаза и откровенно добавила: — Я знаю, эти клятвы устарели. И если бы монастырь стоял сейчас на месте, я была бы там, была бы любимой дочерью аббатисы, сестрой остальных послушниц…
Она замолчала и посмотрела куда-то вдаль, словно ее взору открылся монастырский сад, грядки с травами и склоняющееся к горизонту солнце за тихими деревьями.
— Конечно, я не имею на тебя никаких прав, — очень тихо произнесла она. — Но пойми, Том, мне не к кому больше обратиться. У меня нет никого, кто бы поддержал меня, во всем мире у меня нет ни одного друга, кроме тебя. Если ты не поможешь мне, я обречена жить с Морой в пороке и грязи без всякой надежды.
Том тряхнул головой, словно пытался избавиться от наваждения.
— Не могу собраться с мыслями, — пробормотал он. — Элис, ты просто скажи, чего ты хочешь, что я должен сделать? Тебе известно, что я сделаю это! Ведь я всегда выполнял твои просьбы.
— Найди место, где я могла бы поселиться, — быстро ответила Элис. — Мора ничего не знает, и я не решаюсь уходить дальше Каслтона. Но ты можешь отправиться куда угодно и задавать любые вопросы. Выясни, где есть безопасный монастырь, а потом доставь меня туда. Лорд Хьюго не может свирепствовать по всему северу. Должны быть аббатства, до которых не дотянется его злоба, в Хартлпуле, в Дареме или в Уитби. Найди мне пристанище и отвези туда.
— Ты, случайно, не надеешься отыскать свою аббатису? — уточнил Том. — Я думал, все монахини погибли.
Элис покачала головой. Она отлично помнила дым и жар подступившего пламени. Помнила, как кто- то кричал от боли тоненьким голоском, когда она пробегала через садовую калитку.
— В новом ордене я приму новое имя и новые обеты, — пояснила она.
— А разве так можно делать? — удивился Том, нахмурившись. — Разве не станут интересоваться, кто ты и откуда пришла?
Элис бросила на друга испытующий взгляд.
— Но ты же наверняка поручишься за меня, Том. Соврешь, что я твоя сестра, хорошо?
Том пожал плечами.
— Нет! Не знаю! Наверное, совру. Я и сам не знаю своих возможностей! У меня голова идет кругом!
Вытянув мягкую белую руку, Элис слегка коснулась его лба, прямо меж бровей, сосредоточив в кончиках пальцев всю свою мощь. По ее пальцам побежало тепло — это потекла ее сила. На секунду у девушки потемнело в глазах, и она почувствовала, что может сделать с Томом абсолютно все, может заставить его поверить в любую историю, пойти по ее приказу в огонь и в воду. Том закрыл глаза и качнулся к ней, как под порывом ветра колышется тонкая рябина.
— Элис, — отозвался он; его голос был полон желания.
Она убрала руку, и он медленно открыл глаза.
— Мне надо идти, — сообщила девушка. — Обещаешь, что найдешь для меня место?
— Да, — кивнул Том, рывком натягивая плед на плечо.
— И доставишь меня туда?
— Сделаю все, что смогу, — заверил Том. — Буду всюду спрашивать, где есть безопасные монастыри. А когда найду что-нибудь подходящее, непременно тебя отвезу.
Прощаясь, Элис подняла руку и долго смотрела вслед Тому. Когда он был уже далеко, она проговорила ему вдогонку:
— Сделай это, Том. Поторопись. Отыщи для меня пристанище. Найди монастырь и забери меня отсюда. Я не могу здесь оставаться.
Похолодало. В сентябре целую неделю дул ураганный ветер, а когда наконец утих, густой туман надолго окутал пустошь, холмы и даже долину. С каждым днем Мора вставала все позже и позже.
— Поднимусь, когда будет огонь, а на столе горячая каша, — заявляла она, глядя со своей кровати на Элис. — Какой смысл нам обеим умирать от холода?
Девушка помалкивала и старалась на нее не смотреть. Каждое утро она подносила загрубевшие руки к огню и внимательно их изучала. Кожа на ее ладонях сначала покраснела, затем образовались пузыри, потом они лопнули и стали заживать. Пухлые подушечки на больших пальцах загрубели, кожа на ладонях стала сухой и жесткой. Элис втирала в мозоли жир с овечьих шкур, с отвращением вдыхая неприятный запах сала, но руки с каждым днем становились все краснее и шершавее.
— Я еще стану монахиней, — тихо бормотала она.
Перед сном, стараясь угадать время, поскольку поблизости не было церковного колокола, Элис перебирала четки и читала молитвы вечерни. Как-то раз она настолько устала за день, что решила молиться, лежа на соломенном тюфяке. Не успев закончить, она уснула, а утром и вовсе забыла помолиться. Осознав это, она поняла, что монашеская дисциплина утекает из ее жизни, как вода меж пальцев. Без монастырского устава, без отмеренного ударами колокола дневного распорядка девушка не могла поддерживать правильный ход молитв, не могла вести размеренный монашеский образ жизни, ведь нужно было добывать еду, с трудом таскать воду и топливо для очага, бороться за выживание в этом жестоком мире. «Все равно у меня есть шанс стать монахиней, — подумала она перед сном. — Еще можно стать монахиней, только бы поскорее попасть в монастырь».
Она ждала и ждала новостей от Тома, но ничего не было. Из Боуэса долетали лишь темные слухи о каких-то проверках и переменах. Королевские контролеры рыскали везде, в том числе и в мирных монастырях, требовали отвечать на вопросы, проводили инспекции сокровищ орденов, давших обет жить в бедности и нищете. Никто не ведал, как далеко зайдет король. Он казнил епископа, обезглавил Томаса Мора, самого почитаемого в Англии человека, он сжигал на кострах монахов. Он заявил, что ему одному должно подчиняться все духовенство: приходские священники, викарии и епископы. И теперь обратил взор на аббатства, как мужские, так и женские. Ему хотелось отобрать у них власть и земли, он не мог существовать без их богатств. Это было не лучшее время для поступления в монашеский орден под чужим именем и в обгорелой рясе.
— На мне лежит проклятие, проклятие преследует меня, — с обидой говорила Элис, таская для Моры воду и выдергивая из холодной вязкой земли репу.
Особенно тяжело девушка переносила холод. Четыре года она спала за каменными стенами, где в
