от очередной порции. Кофе здесь был ужасный, бекон не представлял собой ничего особого, а вот блинчики представлялись воплощением мечты детства.
— Ты позвонила в полицию? — спросил Лью и, бросив на меня взгляд, отвернулся. — Мне кажется, тебе следует обратиться в полицию.
Я наколол блины на вилку, сунул в рот, проглотил. Луиза, старая леди с внешностью птенца кондора, подлила мне кофе, демонстративно не обращая внимания на моего брата, который производил жуткий шум.
Лью осторожно положил трубку на рычаг. К столу он вернулся не сразу. Он зашел в магазинчик сувениров, постоял там и только после этого подошел к нам. Брат перегнулся через стол и произнес, обращаясь к солонке и перечнице:
— Он сидит в микроавтобусе возле нашего дома.
Мне не нужно было уточнять, кого он имеет в виду.
— Микроавтобус припаркован на нашей улице, — продолжил Лью. — Амра проходила мимо него по пути на работу и увидела, что он сидит внутри. Он уже
— Он все еще там?
— Амра позвонила в полицию, но когда копы подъехали, автобуса возле дома не было.
Сейчас Лью разглядывал клетчатую клеенку.
Я поспешил заверить его, что Бертрам совершенно безвреден и пугается собственной тени.
— Это неприемлемо, Дэл.
— Хорошо, — согласился я.
— Ты уверен?
— Уверен!
Я неуклюже поднялся, чувствуя, как в глубины моего желудка ухнул едва ли не фунт вредоносных углеводов. После чего принялся перебирать содержимое бумажника и вскоре нашел квитанцию из банкомата, на которой записал телефонный номер Бертрама, когда тот стал названивать в дом моей матери. Телефонная кредитка была здесь же, но я не знал, сколько минут на ней осталось и с какой стати я должен тратить собственные деньги. В результате я сделал звонок за счет абонента на том конце линии.
Раздался всего один гудок, затем наступила пауза, как будто кто-то сообщил оператору, что принимает мой звонок.
— Боже, неужели это ты, Дэл? — услышал я голос Бертрама, как только в трубке раздался щелчок, означавший, что связь с его дешевым мобильником установлена. Его голос звучал странно — мы с ним никогда раньше не разговаривали по телефону, — но я сразу узнал его. — Где ты?
Отвечать на этот вопрос не следовало, иначе завтра утром он уже стучался бы в дверь моего домика.
— Чем занимаешься, Бертрам? Какого черта тебя занесло в Чикаго?
В больнице он имел привычку горбиться над телефоном на медицинском посту: низенький белый мужчинка, лысоватый, с жиденькой блондинистой челкой, пухлый, правда, с тощими ножками. Каждый телефонный звонок он обставлял как загадочное, многозначительное явление глобального масштаба. Такого понятия, как пустячный разговор, для Бертрама просто не существовало.
Но сейчас он не в психиатрической клинике в Форт-Моргане, а в микроавтобусе в Чикаго.
— Нам с тобой срочно нужно поговорить, — безапелляционным тоном заявил Бертрам. — Конфиденциально.
— Сомневаюсь, что такой разговор у нас получится. Я смогу перезвонить тебе через пару дней, а пока нужно, чтобы ты…
— Ты просто не представляешь себе, насколько это важно, — гнул свою линию мой собеседник. — Я рассказал нашему старшему о твоей… э-э-э… ситуации. Этот человек — я не могу назвать тебе его имя по телефону — сильно заинтересован во встрече с тобой. У него есть решение проблемы, некая разновидность процедуры, которая позволит тебе освободиться от твоей…
— Ситуации.
— Именно! Я слышу по голосу, что мы с тобой прекрасно понимаем друг друга.
Понимаем друг друга?
Сейчас я думал лишь о том, что Бертрам обмолвился, что у него есть старший. Командир. Командир «Лиги людей».
— Это намного серьезнее, чем ты себе представляешь, — продолжил Бертрам. — С твоей помощью мы сумеем изменить мир.
Господи, да ведь Лью прав. Бертрам и все его соратники по «Лиге людей» считают, что я могу стать «брандмауэром», который оградит человечество от слэнов.
— Дэл, скажи, где ты, и мы быстро приедем.
— Бертрам, если речь идет о…
— Не называй меня по имени! — запаниковал больничный знакомец. — Заклинаю всем святым. Ты понятия не имеешь, насколько велики их возможности сканирования звонков. В 2004 году…
— Бертрам!
— Один солдат в Сринагаре…
— Бертрам, мне нужно, чтобы ты сосредоточился.
— Сосредоточился? — с явной обидой переспросил мой собеседник и громко вздохнул в трубку. Я представил себе, как он в эту минуту буквально сложился вдвое и прижимает к щеке сотовый телефон. — Да я сейчас сосредоточен больше, чем когда-либо в моей жизни.
Я отошел от телефона, покачивая головой, и обернулся, услышав чьи-то шаги. В переднюю дверь вошла мать Мариэтта О'Коннел.
Она была в серебристой нейлоновой куртке с вышивкой, застегнутой на молнию до подбородка. Бросив взгляд в нашу сторону, Мариэтта прошла в левую комнату, где стояла конторка.
Я услышал, как она остановилась.
— Давай с тобой договоримся, — быстро заговорил я в трубку. — Не звони моей матери. Не звони брату и невестке. И ни при каких обстоятельствах не приближайся к их дому. Если они еще раз увидят тебя, то позвонят в полицию. Ты меня понял?
Мариэтта О'Коннел обернулась. У нее было хмурое выражение лица, глаза недовольно прищурены.
— Дэл, я просто пытаюсь… — продолжал жарко дышать в трубку Бертрам.
Я со стуком опустил трубку на рычаг — новомодные сотовые телефоны такой возможности не дают — и увидел, что О'Коннел направляется к нам.
— Какого черта вы здесь делаете? — резко спросила она.
Лью продолжал сидеть за столом и даже не пошевелился. Трус.
— Нам обязательно нужно поговорить, — произнес я и в следующую секунду оказался на полу.
Лью успел только охнуть.
— Может, кто-нибудь даст мне салфетку? — поинтересовался я спустя несколько секунд.
Из кухни вышла Луиза с кофейником в руке и застыла на месте.
Мариэтта О'Коннел резко отвернулась, потряхивая рукой. Она, должно быть, оцарапала костяшки пальцев о мои зубы.
Лью вытащил стопку салфеток из хромированной подставки и бросил мне на колени. Я осторожно прижал салфетку к разбитой нижней губе. Вставать я не торопился.
— Что вы с ней сделали? — потребовала ответа Луиза.
Мариэтта О'Коннел снова развернулась и посмотрела на нас.
— Кто вы такой? — спросила она у моего брата.
Лью поднял руки в примирительном жесте.
— Я водитель.
— Тогда вы знаете дорогу обратно, — отозвалась О'Коннел.
Не сводя взгляда с Лью, она выразительно посмотрела на меня и в пророческом жесте подняла руку, мол, да постигнет тебя гнев Божий. Я насмотрелся таких жестов в сумасшедшем доме, однако у Мариэтты он получился вполне естественно.
