Ага, а вот и он. Рядом со мной возник подрагивающий круг бездонной черноты…
Черный колодец.
На моих глазах он словно расцветал, делаясь все шире и ближе ко мне, закрывая собой все остальное… Этакая рваная дыра в бездонной черноте, извивающийся тоннель, от которого в разные стороны протянулись боковые проходы, и в конце каждого из них как будто затаилось нечто… Его разверстая пасть уже дрожала надо мной, или же это я повис над ней, готовый рухнуть в нее под действием силы тяжести. Возможно, она приготовилась всосать меня словно в черный водоворот. Это была дверь, нет, скорее даже ворота, которые куда-то вели. То ли в объятия смерти, то ли в клетку в моей голове, внутри которой был заточен Хеллион, то ли в некий фальшивый рай, порождение затемненного недостатком кислорода сознания. Впрочем, какая разница куда. По крайней мере это было нечто новое.
Я прекратил бесполезные телодвижения и рухнул в колодец.
10
Я чувствовал его. Там, в темноте, я протянул к нему руку. Я протянул руку и схватил…
Он боролся, пытался сбросить меня с себя, я же вцепился в него мертвой хваткой, вроде той, какой он обычно сжимал меня под конец наших с ним борцовских поединков.
Руки его были заведены за спину, запястья, схваченные твердым пластиком, соприкасались.
Лью напряг мышцы рук.
— Ты не тонешь, — произнес охранник. — Ты просто упал навзничь…
Руки резко разомкнулись. Пластик треснул. Руки пронзила боль.
Одна рука ухватила охранника за щиколотку и потянула. Хрустнули мелкие кости. Охранник с воплем рухнул на землю.
Картина перед моими глазами покачнулась. Верзила в черном камуфляже открыл огонь. Из тазера вылетела стрела и во что-то впилась. Верзила вновь нажал на спусковой крючок. Выражение его лица изменилось — теперь на нем читалась не злость, а растерянность.
Удар кулака — и стрелявший отлетел к стене. Фотографии в рамках полетели на пол, стекла разбились вдребезги.
Бертрам, по-прежнему в шлеме и с батареей питания на спине, похоже, пребывал в состоянии шока. Глаза его были прикованы к человеку в черном, который только что рухнул на пол, ударившись о стену. Луиза вжалась в диван. Сидевшая рядом с ней О'Коннел поджала губы. Это выражение могло означать что угодно: страх, потрясение, ярость.
— Кто ты такой? — спросила она.
Руки Лью вытащили из груди кусок проволоки с наконечником и отбросили в сторону.
— Я умираю, — произнес голос моего брата.
Тело знало, что ему делать. В три прыжка оно пересекло комнату, выскочило в дверь, перепрыгнуло через ступеньки крыльца и приземлилось на гравийной дорожке. В правой ноге что-то хрустнуло. Тело развернулось и со всех ног бросилось к домику номер пять.
Тело подчинилось, хотя теперь бежало рывками, как будто с трудом поддерживало равновесие из-за поврежденной коленки. Легкие накачивали в сосуды кислород, сердце гнало его дальше, через забитые пробками артерии, питая кровью и необходимыми химическими соединениями мышцы. Сигналы боли бежали вверх по спинному мозгу, но головной мозг на них не реагировал.
Тело знало, что ему делать, хотя еще ни разу не делало этого с такой силой.
Деревья хлестали его, проносясь мимо. Желтый свет прачечной освещал другое тело, безжизненно лежавшее посреди дороги — одна рука отсутствовала, плечо оканчивалось лужей крови, размером с дождевую.
Тело перепрыгнуло через мертвеца, оставив его позади. Через десять секунд оно достигло домика, через три — вбежало сквозь заросли на дощатый пирс и устремилось к воде.
Шугарат сидел на корточках в самом конце настила. Он был занят тем, что разрывал на части куски мяса, скрепленные медной проволокой. Со стороны могло показаться, будто он разделывает рыбу, отделяет мясо от костей. Обитатель озера поднял голову. Его мучнисто-белая грудь была перемазана кровью. Он открыл рот и издал рык — мол, прочь от меня.
— Прочь от меня! — раздался голос Лью.
Шуг бросил похожий на бревно кусок мяса, которым был занят, и поднялся во весь рост навстречу бегущему человеку. За считанное мгновение, прежде чем им столкнуться, Шуг сделал шаг в сторону и беззвучно нырнул в воду, не издав ни единого всплеска. Бегущий человек и не думал сбавлять скорости.
Мгновение — и его обожгла ледяная вода. Подкожный жир и воздух в легких на какой-то момент снова вытолкнули его на поверхность, однако мощные ноги упорно работали, толкая все глубже и глубже. Десять футов, пятнадцать футов. Вскоре руки нащупали илистое дно.
Руки вонзались в придонную грязь, перебирали камни, набрякшие водой палки, острые края битого стекла. Глаза широко раскрылись, стараясь уловить как можно больше проникавшего сюда света, но вода была мутной, насыщенной илистой взвесью, так что поле зрения ограничивалось лишь парой дюймов. Тело, которому и без того не хватало кислорода после долгого бега, было вынуждено работать ногами, чтобы снова не всплыть на поверхность. Руки продолжали свою работу по изучению дна, прочесывали ил и
