рассказываю тебе обо всем потому, что это может оказаться необходимым для твоей собственной безопасности, а не потому, что хочу тебя поразвлечь.
Бартоломью кивнул, против воли заинтригованный.
— Чуть более года назад умер мастер Кингз-холла.[16] Ты, верно, помнишь. Говорят, он повесился, хотя официально было объявлено, что он упал с лестницы и сломал себе шею.
Бартоломью хорошо помнил тот случай и слышал толки, что смерть на самом деле была самоубийством. Но будь слухи правдой, мастера Кингз-холла не стали бы хоронить на освященной земле, как это произошло с сэром Джоном. Однако он умер в стенах своего колледжа, и подчиненные сумели скрыть обстоятельства его смерти от посторонних глаз. Поэтому прах его покоился в величественной алебастровой гробнице церкви Всех Святых. Сэр Джон предпочел свести счеты с жизнью в общественном месте, и сколь бы сильно большинство членов коллегии ни желали скрыть подробности его смерти, через несколько часов они стали известны всем и каждому.
— В течение нескольких недель еще двое преподавателей из Кингз-холла умерли от лихорадки. Эти три смерти взволновали весь Кингз-холл, однако был избран новый мастер, и жизнь вошла в нормальное русло. Примерно в то же самое время один из деканов Питер-хауза был найден мертвым в пруду. Решили, что он спьяну свалился в воду и утонул.
Бартоломью гадал, куда Элфрит клонит.
— Тот декан был мне близким другом, францисканцем, как и я сам. Он не любил хмельного, говорил, оно затуманивает разум. Я не верю, чтобы он когда-нибудь позволил себе напиться до того, чтобы утонуть в пруду! Через несколько дней после декана умирают еще два профессора из Клера.[17] Отравление несвежей едой.
Бартоломью помнил двух умерших из Клера. Его позвал на помощь Грегори Колет, преподаватель медицины в пансионе Радда, который в тот вечер гостил у мастера Клер- колледжа. Тот случай поставил их с Колетом в тупик. Двое профессоров отведали устриц, присланных благодарными родителями одного успешного студента. Другие, включая Колета, тоже ели этих устриц, но, хотя кое-кто жаловался на дурноту, умерли лишь эти два молодых человека. Колет и Бартоломью беспомощно стояли рядом и смотрели, как они умирают.
— В последующие несколько месяцев смертей не было, однако несколько недель назад двух преподавателей Валенс-Мария-холла,[18] основанного не далее как в прошлом году, унесла лихорадка. Да, мне не хуже твоего известно, что смерть от лихорадки и несчастных случаев — событие в Кембридже нередкое. Но добавь все эти смерти к нашим четырем в Майкл-хаузе, и цифра получится неестественно высокой: двенадцать человек в колледжах за последний год.
— И что вы пытаетесь мне сказать? — спросил Бартоломью. Дурное предчувствие, преследовавшее его в комнате Августа прошлой ночью, появилось вновь.
— Что не все эти смерти были естественны и что некоторые из них связаны друг с другом.
Дурное предчувствие усилилось.
— Но почему?
— Не все хотят, чтобы университет процветал, — сказал Элфрит. — Кое-кто желает получить над ним власть или вообще уничтожить. Ты знаешь, что случилось с университетом в Стэмфорде четырнадцать лет назад, в тридцать четвертом. Он стал соперничать с Оксфордом и Кембриджем, и король перекрыл ему воздух. Он закрыл все пансионы и запретил магистрам преподавать там. Многие пытались вернуться в Оксфорд или Кембридж, но обнаружили, что им не дают лицензию на преподавание. Если ты хорошо учил историю, то вспомнишь, что Генрих III поступил точно так же с Нортгемптонским университетом в тысяча двести шестьдесят пятом году. Оксфордский университет больше, старше и сильнее, чем Кембридж, но Кембридж растет и набирает вес…
— Вы хотите сказать, что это оксфордцы убивают наших преподавателей? — Бартоломью не верил своим ушам. — В жизни не слыхивал большей нелепицы! Простите, святой отец, какой ерунды вы наслушались?
— Это не ерунда, и у нас есть доказательства! — парировал Элфрит. — Послушай же меня! Преподаватели, которые погибли, все до единого учились в свое время в Оксфорде.
— Это не доказательство, святой отец, это совпадение. Я сам учился в Оксфорде, и вы тоже!
— Вот почему я перед тобой и распинаюсь, — ответил Элфрит, с трудом овладевая собой. — Примерно тридцать лет назад король Эдуард Второй основал Кингз-холл. Он пожаловал ему деньги и здания, отправил туда ученых и мальчиков, которым предстояло стать самыми могущественными людьми Англии. Многие ученые в Оксфорде расценили это как жестокое оскорбление — королю следовало основать столь важное учреждение в Оксфорде, а не в Кембридже. Но Оксфорд отказался помогать, скажем так, другу Эдуарда — Пьеру Гавестону,[19] когда его заключили в тюрьму, и впоследствии этот человек был убит. У Эдуарда не было причин любить Оксфорд. Нынешний король тоже не обделяет Кингз-холл деньгами и своими милостями, и чем больше растет его престиж и власть, тем больше растет Кембриджский университет. Кингз-холл — самый большой и самый влиятельный из всех колледжей и пансионов Кембриджа.
— Многие считают, что существует тайное общество оксфордцев, которые проникли в Кембридж, чтобы попытаться ниспровергнуть колледжи, а когда падут колледжи, вместе с ними погибнет и университет.
— Перестаньте, святой отец! — сказал Бартоломью недоверчиво. — Университет не погибнет без колледжей! Без пансионов — может быть, ведь их больше, и именно в них живет большинство магистров и ученых.
— Задумайтесь, молодой человек! — воскликнул Элфрит; он снова разволновался. — Самые громкие голоса, которые мы чаще всего слышим в университете, раздаются не из пансионов — они принадлежат профессорам пяти колледжей. У колледжей есть собственные здания и собственные земли, а у пансионов — нет. Пансионы зависят от милости города. Стоит владельцу дома заявить, что он желает получить пансион обратно, потому что хочет сам в нем жить, — и пансиону конец, ученые и магистры — не более чем бездомные бродяги. Ходят слухи, что Эдмунд Гонвилл[20] скоро учредит еще один колледж, и епископ Нориджский тоже может это сделать. Колледжи набирают вес в университете, за ними будущее, и чем крепче стоят на ногах колледжи, тем сильнее университет.
— Но студентов хватит и Оксфорду, и Кембриджу, они стекаются со всей страны! — возразил Бартоломью.
Элфрит нетерпеливо покачал головой и продолжил свое повествование:
— Ты слышал россказни о том, что надвигается ужасный мор. Он идет уже семь лет из стран Дальнего Востока и из Европы. Многие утверждали, что он не преодолеет вод, которые отделяют нас от Франции, но он уже добрался до западных земель. Говорят, что вымрут целые деревни, и это знак: Господь карает за грехи рода человеческого. Говорят также, что Господь особенно разгневан на священников и монахов и многие из нас умрут за наши грехи.
— И не без оснований, — пробормотал Бартоломью, вспомнив богатые монастыри и непомерные подати, которыми церковь обложила бедноту.
— Ты не понимаешь сути! — рассердился Элфрит. — Если число духовных лиц катастрофически сократится, наши университеты будут соперничать за студентов. А кто станет их учить, если мы потеряем большую часть преподавателей? Очень многие как в Оксфорде, так и в Кембридже полагают, что к исходу года университетам придется бороться за свое существование. Кембридж меньше и потому более уязвим. Чем слабее Кембридж, тем больше шансов выжить у Оксфорда. Ergo,[21] кое-кто из оксфордцев ведет против нас тайную войну, предвосхищая грядущие события.
