Понимаешь, о чем я?
– Да.
– Хелен сказала, что ты подходящий мужчина, которого давно пора соблазнить. Вот я пришла и соблазнила тебя.
– А она объяснила, почему я подхожу для соблазнения?
– Нет. Она вообще сказала это между прочим, когда мы уже прощались.
Тут я попытался обнять Зонтаг. Я вдруг неудержимо захотел обнять ее и крепко прижать к себе, чтобы почувствовать, что в то же время обнимаю и Хелен тоже. Но, видимо, в тот вечер я не достаточно удовлетворил Зонтаг языком, чтобы быть допущенным в объятья. Она быстро встала и начала одеваться, сказав только:
– Я все еще люблю тебя, но не все же должно сводиться к сексу. Лучше, если впредь ты будешь дожидаться моего звонка, а потом уж будем встречаться, ладно?
Прошло еще много времени, прежде чем Зонтаг меня окончательно бросила; я стоял на остановке за сухощавой, слегка эксцентричной пожилой дамой с довольно приличной фигурой. Она взглянула на меня вопросительно, и вдруг я узнал Хелен. Когда мы начали разговаривать, она улыбнулась и сразу помолодела. Я сказал:
– Спасибо, что прислала ко мне Зонтаг. Но она не поняла, что я имел в виду. Спросила:
– Ты женился еще раз?
– Нет.
Она нахмурилась:
– А почему, собственно, нет? Ты из тех мужчин, которым нужна жена. И ты мог бы стать хорошим мужем, если бы нашел себе достаточно заурядную женщину.
Это замечание меня смутило. Я спросил:
– А ты замужем?
– О, нет. Я не гожусь для семейной жизни. Мне казалось, что я нужна тебе, вот почему я оставалась с тобой так долго. Я была трусихой в то время, самой обычной трусихой.
Пришел ее автобус, и она уехала, оставив меня в полном недоумении. Все время, пока мы были женаты, мне казалось, что это я остаюсь с ней, потому что она во мне нуждается. И я тоже был трусом. Выходит, понадобилось десять лет прожить вместе, а потом столько же врозь, чтобы выяснить, что мы оба чувствовали одно и то же – и что же вышло? Что хорошего из этого вышло? Что хорошего вышло из этого, а? Давай, Джок, пора поразвлечься.
Роскошная твердо говорит в трубку:
– Могу ли я быть уверена, что, когда Макс завтра позвонит, ты найдешь что сказать ему?
– Надеюсь, что да.
– Спасибо, мама, – улыбается Роскошная и кладет трубку. Она устраивается поудобнее на кровати и набирает другой номер.
– Привет, Чарли. Все в порядке. Мама меня прикроет. Выезжаю к тебе через час.
– А почему не сию минуту?
– К несчастью, у меня есть муж. Мы все еще обедаем вместе, так принято. Это единственное, что мы делаем вместе.
– Как ты выглядишь?
– Свеженькая и чистая. Приняла душ, вымыла голову и надела белый рабочий комбинезон, который только сегодня купила. Вот как я тебя люблю.
– А что сверху?
– Ничего особенного. Скромная блузка.
– А лифчик?
– Разумеется, никаких лифчиков. Я же знаю, что ты их не любишь.
– Терри, сними блузку.
– Ах ты, сумасшедший мальчишка!
– Терри, я хочу, чтобы во время нашей встречи на тебе не было ничего, кроме рабочего комбинезона. Договорились?
Она так одета по трем причинам:
1. Сыновья рудокопов, игравшие в грязные игры, которые так не нравились моей матери, всегда ходили в рабочих штанах наподобие комбинезонов, поэтому эта одежда имеет для меня возбуждающий привкус запретных игр.
2. Штаны детей рудокопов были черными, чтобы на них не была видна грязь. У Роскошной они белые – я хочу отчетливо видеть, какой грязной я ее сделаю.
3. а) Если Чарли обнимет ее спереди, он может скользнуть рукой под перекрестье задних лямок комбинезона, лаская ее лопатки и медленно двигая руку вниз по ее спине, где моя (нет) его другая рука уже расстегивает четыре пуговицы на бедре, и теперь он может положить обе ладони на вожделенные холмы ее ягодиц, б) Если Чарли обнимет ее сзади, я (нет) он может скользнуть руками под переднюю часть комбинезона и ласкать ее груди, пока моя другая рука расстегивает четыре пуговицы на ее бедре и проникает под ткань, поглаживая ее животик и аккуратно спускаясь ниже, к островку жестких волос и дальше, к сладкой дверке, ведущей домой.
Где-то вдалеке слышен звук захлопнувшейся двери, и Роскошная говорит:
– Макс вернулся. Увидимся в шесть у тебя. Она вешает трубку и спускается вниз.
Макс сидит в кресле, тупо глядя в экран выключенного телевизора. Она проходит мимо него на кухню, где уже накрыт стол, и говорит:
– Пойдем, все готово.
Они садятся обедать. Он умоляет ее остаться с ним на эти выходные. Она отказывается. Неожиданно он говорит:
– К чему это ты вырядилась как проститутка?
– Повтори-ка, что ты сказал, Макс.
– К чему одеваться как проститутка, отправляясь в гости к матери?
Она мило улыбается:
– А чего это ты испугался, Макс?
Он молча смотрит на нее. Роскошная встает, подходит к двери гаража, поворачивается, разводит руки в стороны и делает несколько эротичных движений бедрами. Потом говорит:
– А что, проститутки выглядят именно так?
– Ну конечно!
Она надувает губки, отстегивает лямки комбинезона, снимает блузку, бросает ее на стул и снова застегивает грубую ткань поверх своих обнаженных грудей. Расставив ноги и положив руки на бедра, она улыбается Максу и спрашивает:
– Как ты думаешь, в таком виде мне удастся завлечь больше клиентов?
Почему он не может сейчас же наброситься на нее, повалить на пол и овладеть ею? Потому что мы не можем изнасиловать хорошо знакомого человека во всяком случае, я не могу. И Макс не может. Он поднимается из-за стола и стоит обескураженный, сбитый с толку произошедшей в ней переменой. Он только и может выдавить:
– Боже мой, ты же не собираешься поехать к матери в таком виде, Терри?
– Почему же нет, Макс? Ночь теплая. Обещаю тебе не брать по дороге попутчиков, разве что встретятся молоденькие, симпатичные и очень сильные.
Она идет в гараж. Он следом. Роскошная берется за ручку дверцы, и тут Макс обнимает ее сзади, обвивает руками талию и прижимается лицом к ее затылку. Она терпеливо вздыхает и стоит совершенно
