выставила себя перед всеми полной дурой.
Бейли захлопнула дверь спальни и дала волю слезам, которые душили ее все время обеда. Какая же она дура! Опять размякла! Неужели она так ничему и не научилась? Месть для него всегда будет значить больше, чем она! Почему она никак не усвоит это своей тупой головой? Почему позволила себе надеяться, что он изгонит ненависть из души и заменит ее любовью?
– Идиотка! – шипела она, молотя кулаком по подушке. Потом спрыгнула с кровати, вытерла слезы и стала собирать свои немногочисленные пожитки.
Но зачем было трудиться проводить с ней так много времени в Роузгейте? Зачем все эти пожатия рук, поцелуи? Зачем каждый вечер он сидел с ней на террасе, глядя на звезды и слушая трели цикад? Зачем каждую ночь он стучался к ней в дверь и спрашивал, не надо ли ей чего-нибудь?
Что означали все эти знаки внимания?
И самое важное – почему вдруг он оборвал единственную ниточку связывавшую его с тем, чего он желал больше жизни?
– Не может быть! – выдохнула она.
Она ошиблась, полагая, что он может ее отпустить. Теперь она понимала, что он будет держать ее столько, сколько ему надо, она связана этими нелепыми бумагами, в которых говорится, что она его собственность, и он сказал, что ничто на свете не может отменить этот факт. Как именно он решит ее использовать, еще вопрос, но она точно знала, что он не упустит такую возможность.
Он что-то задумал, она чувствовала это так же ясно, как мурашки у себя на руках.
Она расхаживала по комнате, пока часы внизу не пробили час. Она переоделась в ночную рубашку, села к туалетному столику и расчесала волосы, глядя на свое отражение с красными от слез глазами. Бесполезно. Сколько бы она ни билась, ей не изменить Коула. И несмотря на доводы рассудка, она твердо знала, что и не хочет его менять. В нем столько упрямой решимости, которой она восхищается, столько мрачного своеобразия, которое она научилась ценить. Отбросив изъяны, она узнала его с другой стороны, а он даже не знает, что показал ей. Таков Коулби Лейтон, которого она полюбила.
Вот она, правда. Бейли смотрела в голубые, мокрые от слез глаза и видела в своем лице то, что отрицала долгое время: она его любит.
Она любит Коула больше всего на свете. Она слишком много страдала от потерь, ее сердце не выдержит, если придется потерять и его. Больше всего, даже ценой своей жизни, Коул хочет выследить Дракона, и она не может просить его отказаться от мести ради нее.
Значит, ей придется уехать.
Сейчас она не будет думать о будущем. Она подумает об этом потом, когда тепло в душе сменится холодом, когда потускнеет память о Коуле.
Бейли потерла глаза, сделала несколько успокоительных вдохов, последний раз провела щеткой по волосам и забралась на кровать. Она была измучена, но спать не хотела. Это была ее последняя ночь под одной крышей с мужчиной, которого она любила, и хоть она знала, что это неправильно, она хотела, чтобы ночь продолжалась вечно.
У Коула раскалывалась голова от мыслей о Бейли. И все равно он не мог забыть о ней. Вечером он напился, но, по крайней мере, сохранил достаточно рассудка, чтобы дождаться, когда этот Фултон вернется, и до того не утонуть в бутылке. Гриффин оставался с ним, но был слишком трезв, от него не было пользы. Его попытки уладить жизнь Коула так его раздражали, что он чуть не дал ему пинка под зад, но, к счастью, видя его настроение, Грифф ушел до того, как это случилось. Тогда Коул закрылся в кабинете с бутылкой виски, провел ночь в кожаном кресле, и под утро полупустая бутылка упала на персидский ковер.
Коул со стоном встал, разминая затекшие мышцы, подошел к окну. Закрываясь рукой от света, задернул темно-зеленые шторы, вернулся к креслу и провалился в него, потирая виски в надежде прекратить головную боль.
Ожили часы в холле, пробили семь раз.
Они должны были уехать на рассвете.
Она уехала.
Он поднял с пола бутылку и приложился к ней. От запаха виски желудок съежился, но Коул все равно сделал глоток и сморщился. Боль в голове несколько утихла, но память осталась нетронутой.
Сколько ему придется выпить, чтобы забыть о ней? Или он раньше умрет? Вряд ли, но все же нельзя дать этому случиться. У него есть ради чего жить. Ради мести. Он не может умереть, пока не отомстит. Для него это было главным всю жизнь.
Но теперь месть почему-то не казалась ему такой уж важной.
Бейли уехала, а он и понятия не имел, как будет себя после этого чувствовать. У него не было причин это знать. Он мог держать ее при себе на замечательно логичном основании: она его собственность, и все, и никаких эмоций.
Так было до вчерашнего дня, когда он согласился отпустить ее с Джеймсом. Он не отдавал себе отчета почему, просто что-то в зелено-голубых глазах его тронуло, он почувствовал, что неправильно будет удерживать ее. Она прошла через ад – и страдала не только от рук Дракона, отчасти Коул сам был причиной ее несчастий. Но он считал, что она все же стала счастливой. Неужели он ошибался и она не чувствовала той же легкости, что и он, когда они занимались любовью?
Конечно, он ошибся. Ошибся уже в том, что овладел ею. Она была невинна… и хранила себя для друга детства. Коул тогда выздоравливал после ранения, он воспользовался ее добротой, ее отзывчивостью. От него она получила первую физическую ласку после смерти семьи и потому уцепилась за него. Она позволила ему заняться с ней любовью, но если бы он не держал ее у себя против воли, она бы не поддалась. Она бы вернулась к себе в Бофорт и вышла замуж за молодого человека, который никогда не обращался с ней так грубо, как Коул.
Коул встал, сбросил сапоги и принялся расхаживать по комнате. Он чувствовал себя как зверь в клетке, который рвется на свободу. Но Коул жаждал вовсе не свободы, и пока ходил и алкоголь выветривался из головы, он начал понимать, чего хочет. Да, он хочет мести. Да, он обещал восстановить честь семьи. Он нестерпимо этого хочет. И все же есть то, чего он желает еще больше.
