«… пусть побудет с нами девица дней хотя десять…» То есть неделю, состоящую из десяти дней.
После этих слов возглас удивления пронесся там, где сидели галилеяне. Все происходившее было похоже на фехтовальный класс, когда новичок ловко парирует один за другим удары учителя и вдруг неожиданным поворотом выбивает у него из рук шпагу, так что она летит через весь зал, а учитель застывает на месте, обезоруженный и обескураженный. Как же аплодировали Иисусу! Забыв о хороших манерах, галилеяне радостно били в ладоши и громко смеялись, а кто-то даже крикнул:
— Второй Давид! Как он убил льва и медведя! Рассерженные неуместным шумом, оба книжника одновременно вскочили со своих мест и, предложив прочитать молитву, завершили диспут, после чего, не обращая внимания даже на своих учеников, вышли со Двора.
Первый книжник сказал второму:
— Какой нахал этот мальчишка! Его совсем не научили держать язык за зубами и слушать старших. Интересно, кто он такой? Уверен, у него нет родителей. Незаконнорожденных детей легко узнать по неуклюжей походке и нежеланию должным образом приветствовать старших.
— Да, нет! Мальчик даже слишком хорошо знает Закон. К тому же его бы не пустили на диспут, разве только с незаконнорожденным его разделяют десять поколений. Он вполне уважительно приветствовал нас, когда мы уходили. А какая у него походка, нам неизвестно.
— Может, ему еще не сказали, что он незаконнорожденный, но меня не проведешь!
— Ты не прав. Если бы он был незаконнорожденным и от него это скрыли из жалости, его учителя все равно знали бы об этом и он не имел бы возможности в таких тонкостях изучить Писание. Зачем учить незаконнорожденного, если его все равно не пустят в общину?
— Давай вернемся, узнаем его имя, а потом наведем справки.
Придя туда, где проводились диспуты, они обнаружили, что их место в тени заняли другие книжники. Иисуса нигде не было видно, однако они остались послушать своих собратьев. По сути это был не спор, а протест нескольких фарисеев против нарушения, как они считали, Закона первосвященником. Вопрос заключался в том, правильно или неправильно поступил первосвященник, приняв дар в Храмовую казну от продажной женщины еврейского происхождения, которая раскаялась в своей прежней жизни и во искупление грехов хотела пожертвовать все деньги, заработанные дурным способом, в Храм? Фарисеи настаивали на том, что если первосвященник и имел право касаться этих денег, то он должен был раздать их бедным, а не присоединять к сокровищам евреев, потому что в двадцать третьей главе Второзакония прямо сказано:
Не вноси платы блудницы и цены пса в дом Господа Бога твоего…
Это запрещение, между прочим, хотя и приписывается слуге Господа Моисею, говорят, датируется временем царя Иосии, ибо именно он положил конец древнему обычаю иевусеев, по которому девушки Иерусалима предлагали себя чужестранцам и оставляли заработанное ими у ног Анаты, супруги Иеговы.
Все говорившие старались перещеголять друг друга в осуждении первосвященника. Когда же они угомонились, председательствующий спросил:
— Кто из сынов Израиля хочет возразить?
Тут опять поднялся Иисус и попросил разрешения задать вопрос. («А, вот он!» — сказал первый книжник.)
Второй книжник улыбнулся со спокойным превосходством.
— Ты строишь свой дом на песке, маленький ученый, — сказал он. — Наш израильский месяц может, так сказать, быть поделен на декады, но эти декады сами по себе не имеют никакого смысла, ибо (ты еще недостаточно учен, чтобы знать) асор значит не декада, а десятый день декады. Следовательно, придется мне опровергнуть твое утверждение. Месяц состоит из нескольких десятков дней, и каждый десятый день свят по-своему, не так, как седьмой день, но все-таки он напоминает нам о нашем долге отдавать десятую часть чего бы то ни было Богу.
— Правильно, многоуважаемый муж, слово «асор» значит десятый день, но также значит «декада». Потому что брат и мать Ревекки в двадцать четвертой главе Книги Бытия так говорят отцу нашему Исааку: «… пусть побудет с нами девица дней хотя десять…» То есть неделю, состоящую из десяти дней.
После этих слов возглас удивления пронесся там, где сидели галилеяне. Все происходившее было похоже на фехтовальный класс, когда новичок ловко парирует один за другим удары учителя и вдруг неожиданным поворотом выбивает у него из рук шпагу, так что она летит через весь зал, а учитель застывает на месте, обезоруженный и обескураженный. Как же аплодировали Иисусу! Забыв о хороших манерах, галилеяне радостно били в ладоши и громко смеялись, а кто-то даже крикнул:
— Второй Давид! Как он убил льва и медведя! Рассерженные неуместным шумом, оба книжника одновременно вскочили со своих мест и, предложив прочитать молитву, завершили диспут, после чего, не обращая внимания даже на своих учеников, вышли со Двора.
Первый книжник сказал второму:
— Какой нахал этот мальчишка! Его совсем не научили держать язык за зубами и слушать старших. Интересно, кто он такой? Уверен, у него нет родителей. Незаконнорожденных детей легко узнать по неуклюжей походке и нежеланию должным образом приветствовать старших.
— Да, нет! Мальчик даже слишком хорошо знает Закон. К тому же его бы не пустили на диспут, разве только с незаконнорожденным его разделяют десять поколений. Он вполне уважительно приветствовал нас, когда мы уходили. А какая у него походка, нам неизвестно.
— Может, ему еще не сказали, что он незаконнорожденный, но меня не проведешь!
— Ты не прав. Если бы он был незаконнорожденным и от него это скрыли из жалости, его учителя все равно знали бы об этом и он не имел бы возможности в таких тонкостях изучить Писание. Зачем учить незаконнорожденного, если его все равно не пустят в общину?
— Давай вернемся, узнаем его имя, а потом наведем справки.
Придя туда, где проводились диспуты, они обнаружили, что их место в тени заняли другие книжники. Иисуса нигде не было видно, однако они остались послушать своих собратьев. По сути это был не спор, а протест нескольких фарисеев против нарушения, как они считали, Закона первосвященником. Вопрос заключался в том, правильно или неправильно поступил первосвященник, приняв дар в Храмовую казну от продажной женщины еврейского происхождения, которая раскаялась в своей прежней жизни и во искупление грехов хотела пожертвовать все деньги, заработанные дурным способом, в Храм? Фарисеи настаивали на том, что если первосвященник и имел право касаться этих денег, то он должен был раздать их бедным, а не присоединять к сокровищам евреев, потому что в двадцать третьей главе Второзакония прямо сказано:
Не вноси платы блудницы и цены пса в дом Господа Бога твоего…
Это запрещение, между прочим, хотя и приписывается слуге Господа Моисею, говорят, датируется временем царя Иосии, ибо именно он положил конец древнему обычаю иевусеев, по которому девушки Иерусалима предлагали себя чужестранцам и оставляли заработанное ими у ног Анаты, супруги Иеговы.
Все говорившие старались перещеголять друг друга в осуждении первосвященника. Когда же они угомонились, председательствующий спросил:
— Кто из сынов Израиля хочет возразить?
Тут опять поднялся Иисус и попросил разрешения задать вопрос. («А, вот он!» — сказал первый книжник.)
— Спрашивай, неуемный отрок!
— Я слыхал в городе разговоры об этом даре. Разве первосвященник не отдал его на строительство дома для отдыха рядом с теми покоями, где он проводит последнюю неделю перед днем очищения?
— Да, правильно. И покои для отдыха — это часть Храма. Какие могут быть сомнения?
— Тем не менее я считаю, что деньги потрачены правильно.
— Да? Почему же? Что говорит сын Велиала? — закричали все сразу.
— Разве не написал пророк Михей в первой главе и седьмом стихе своей книги: «Все истуканы ее будут разбиты и все любодейные дары ее сожжены будут огнем, и всех идолов ее предам разрушению, ибо из лю-бодейных даров она устраивала их, на любодейные дары они и будут обращены». Просвещенный Гиллель трактовал этот текст так, что чистое всегда тянется к чистому, а нечистое — к нечистому. Никто же не ужаснется, если увидит, как свинопас трогает свинью. Но зато ужаснется, если увидит, как свинопас трогает ребенка благочестивого еврея или этот ребенок трогает свинью. Подобное должно сочетаться с
