Божьим врагом, — говорил он, — который убедил их, что только так они могут не допустить окончательного торжества смерти. «Я умру, — говорит человек, — но будут жить мои дети и внуки». Однако, совершая смертное деяние, люди делают уступку смерти, ведь если не будет смерти, то зачем вообще нужны дети? Иисус, ты и я будем жить, не старясь, в райской любви.
— Я хочу детей. Так почему мне нельзя их иметь? Разве мои дети не могут жить вместе со мной в царстве, о котором ты рассказываешь?
— Потому что свершившие смертное деяние должны познать смерть. Ты же счастливее всех невест на свете, потому что, удержавшись от наслаждения твоим телом, твой муж посвятил тебя вечной жизни.
— Наша сестра Марфа говорит: «Ему важно только его спасение, Мария, а твой позор ему безразличен. Он вернул тебя в этот дом, словно нашел в тебе тайный порок или недоволен твоим поведением».
— Она плохо говорит, а ты должна защищать честь мужа от наветов. Он любит тебя чистой любовью.
— Мне сказали, что у него двенадцать учеников и они все, кроме двоих-троих, женаты, а у некоторых даже есть дети. Что ж, он обещает царство Божие уже погибшим людям?
— Он придет и сам ответит на твой вопрос.
— А пока его нет, мне лучше помолчать.
Едва Иисус переступил порог дома, Мария вышла к нему, омыла ему ноги, а, потом, пока он говорил с Лазарем и другими мужчинами, молча сидела, не отводя глаз от его лица. Иисус же с ласковой сдержанностью поздоровался с ней и больше не обращал на нее внимания, пока Марфа не принялась громко жаловаться на то, что Мария забыла о домашних делах.
— Оставь ее, — сказал Иисус. — Она избрала благую часть.
Позднее Иисуса и Марию ненадолго оставили одних, и она немедленно приступила к нему с вопросами.
— Мой господин, среди твоих учеников есть отцы семейства? Они тоже обречены смерти?
— Кто я такой, чтобы выносить смертный приговор? Судья им — Небесный Отец.
— Сказано, что пророк Енох избегнул смерти. Но он участвовал в смертном действе и родил сына, долго жившего Мафусаила.
— Нет, Енох и Елисей избегли смерти не навсегда. Они должны еще вернуться на землю, умереть и ждать всеобщего воскресения.
— Почему, мой господин, ты не взял меня с собой, когда шел пророчествовать в Галилею? Сегодня вечером ты и твой ученик Иоанн обменивались любовными взглядами, а от меня ты прячешь свою любовь. Разве я не красива? Разве я не твоя жена?
— Есть красота плоти и красота духа. Красота плоти подобна анемону, который быстро вянет, и тогда его выбрасывают на сеновал или в печь пекаря. Красота Иоанна духовная. Помнишь, как царь Давид плакал над телом своего кровного брата Ионафана: «Ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской».
— Я люблю тебя, и только одного тебя. И помню, как Суламита говорила Соломону: «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою; ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением».
— Соломон вложил эти слова в уста Суламиты, желая сказать о любви кающейся души к Богу.
— И все же Соломон, хотя, возможно, он и говорил о душе, не отказывал себе в любовных радостях. Мало ему было семисот жен, он еще завел себе триста наложниц и все-таки всех царей превзошел мудростью. Ты говорил, Господь будто бы не желает, чтобы человек изнурял голодом свое прекрасное тело. Почему же надо вечно соблюдать любовный пост? Любовь так же естественна и приятна, как еда, а если б это было не так, вряд ли Господь научил бы людей, как насыщаться ею. Мой господин, я требую, чтобы ты ответил мне, ибо я женщина и тебе не скрыть от меня желания твоего тела соединиться с моим в любви. Он ничего ей не ответил.
— Не сердись на свою служанку, только ответь прямо на мой вопрос, потому что я имею право его задать.
Иисус вздохнул и, не глядя ей в лицо, произнес:
— Иосия, сын Иоханана из Иерусалима, верно сказал: «Не дли разговор с женщиной». И мудрецы знали, что он имел в виду: «Даже с собственной женой». Они говорили: «Каждый раз, когда мужчина нарушает сей завет, он делает зло себе, забывает Закон и в конце концов готовит себе преисподнюю».
— Почему же? — переспросила Мария. — Неужели женщина — это только зло? Зачем же тогда ты взял меня в жены?
— Да нет, женщины — это не только зло, ибо Господь наш сотворил женщину, чтоб она была помощницей мужчине. И все-таки правильно сказано: «Муж к женщине, что разум к чувству, что высшее к низшему, что левое к правому, что Божественное к человеческому».
— Но, мой господин, что станет с разумом, если его отделить от чувства? И что станет с верхним этажом дома, если не будет нижнего? Разве осел стоит на двух ногах? И кто прославит Господа на земле, если не будет людей? Прикажи своей служанке следовать за тобой, и она исполнит твою волю.
В великом смущении Иисус покинул Марию.
В Вифании к Иисусу тайно пришел Никодим, сын Гориона, который, услыхав, как Иисус проповедует во Дворе язычников, был совершенно покорен им. Один из трех самых богатых людей в Иерусалиме, он держал монополию на чистую воду во время праздников и был также членом Великого Синедриона и старейшиной Храмовой синагоги, в которой все другие синагоги на земле искали себе поводыря в вере и обрядах, то есть был самой большой рыбой, когда-либо попадавшей в сеть Иисуса. Учитель принял его, но решил, что он слишком робок и будет более полезен ему как тайный ученик.
В Вифании же, в доме Семиона, Иисус открылся свободным ессеям. Он постучал в дверь и сказал:
— Я — тот, кого они ждут!
— Как тебя зовут?
— Иешуа, сын Иосифа, а не Есу, сын Оса. Тотчас старый ессей открыл перед ним первую дверь:
— Докажи, что тебя так зовут.
— Разрубишь дерево и найдешь меня. Поднимешь камень, и я явлюсь Тебе.
— Какое дерево, господин?
— Вереск, но не из Библа.
— Какой камень, великий господин?
— Алтарный камень, но не из Тира.
Дрожа от радости, старик пригласил его во внутренние покои, где Иисус предстал перед посвященными.
— Великий господин, как рубить дерево? Иисус сделал знак руками:
— Давид раскалывает его.
— Кто осмелился поднять камень? Иисус опять подал знак, но другой:
— Телмен осмелится, не Теламон и еще не Ури-Тал.
— Кто явит тебя?
— Халев явит меня, не Калипсо. Знаки же, которые он делал, были такие:
ДАВИД DAVIDZEI.
ТЕЛМЕН ТОLМАЕI.
ХАЛЕВ APOCALYРSЕI {20}
— Где тебя научили нашим тайнам?
— В Каллирое. Еще я посетил Дом Спиралей и бросил вызов Сириусу.
— Ты вышел невредимым из Дома Спиралей?
— Я — царь, сын старшего сына старшего сына, и моя мать — младшая дочь младшей дочери.
— Где ты был коронован?
— Где когда-то ревели быки и растет священная мальва. Я ношу на себе семь знаков царя и восьмой
