который хранится в моем святилище, и тайно распредели его среди женщин Фтиотиды. Прикажи им поджарить его — каждая по две-три полных корзины, но смотри, чтобы ни одна не проговорилась, иначе им не уйти от моего гнева.
Ино задрожала во сне и спросила:
— О мать, как ты можешь просить меня о таком?! Разве огонь не уничтожит жизнь в священном семени?
Богиня отвечала:
— И тем не менее сделай так. И еще отрави воду в овечьих поилках миниев пластинчатым грибом и крапчатым болиголовом. Мой сын Зевс силой отобрал у меня дом на Пелионе; и я накажу его, погубив его стада.
Ино покорно исполнила волю Богини, хотя на сердце ее было тяжело. Женщины выполнили задания, которые им были поручены, причем весьма неохотно, ибо они ненавидели завоевателей миниев. Минин не заподозрили, когда овцы пали, что их отравили женщины, а роптали меж собой на Афаманта. Поскольку законы запрещали есть зверя, падшего не по обряду, они ели хлеб и дичь. Но они были слабыми охотниками.
Ино сказала Афаманту:
— Надеюсь, супруг, ваш сев принесет вам урожай. Вот ячменное семя, хранящееся в этих кувшинах. Взгляни на него, понюхай, какое оно сухое, просто чудо: влажное семя, как ты знаешь, не дает обильных всходов.
Луна была на ущербе; и все мужчины минии с Афамантом во главе посеяли семя. Они проделали это безо всяких обрядов и молитв, а нимфы Ино наблюдали за ними, тихонько посмеиваясь. Выпало необычно засушливое время, и когда зеленые ростки ячменя не показались из почвы в положенный срок, Афамант со своими товарищами взошел на гору и воззвал к Зевсу Ниспосылателю Дождя. Молитву сопровождал шум дождевых трещоток и рев бычьих рогов, они принесли в жертву черного барана — сожгли залитые жиром бедренные кости, а каждый кусок туши радостно съели.
В тот же вечер хлынул щедрый ливень.
— Он заставит ячмень взойти, жена, не бойся, — сказал Афамант Ино.
Прошло десять дней, но в полях — ни одного зеленого пятнышка. Ино сказала Афаманту:
— Дождя, который послал Зевс, оказалось недостаточно. Он не впитался в почву на должную глубину. Боюсь, что вы слишком глубоко посеяли семена. Надо снова воззвать к Зевсу. Почему бы не послать во фракийское святилище вашего предка Эола за несколькими дуновениями северо-восточного ветра, приносящего дождь?
Афамант, серьезно обеспокоившись, снова взошел на Пелион. На этот раз он умилостивил бога, принеся ему в жертву пятьдесят белых баранов и одного черного, которых сжег в пепел на сосновых кострах, и сам не съел ни кусочка, дабы показать смирение своего сердца. Он вертел бычий рог и гремел тыквой-погремушкой, пока у него не заныли руки. Зевс в ту ночь ответил, как должно, громом и молнией, и разразился настоящий потоп, так что Афаманта и его людей едва ли не унесло водными потоками на обратной дороге в Иолк. Ручей Анавр внезапно разлился и смыл пешеходный мостик, по которому они переходили, так что им пришлось ждать, пока вода спадет, прежде чем они смогли вернуться в город.
Неделю спустя в полях, заросших сорняками, которые вызвал к жизни дождь, не показалось ни единого ячменного ростка.
Ино сказала Афаманту:
— Ты убедил меня, что отказ от обрядов плодородия, о которых я говорила, не может погубить посевов, значит Зевс ниспослал нам какой-то не такой дождь. Если к следующему новолунию не покажется ячмень, мы обречены умереть от голода. Слишком поздно сеять новый урожай, большинство ваших стад пало, а твои люди совершили набеги на наши запасы зерна. Что касается рыбы, то вся она покинула залив, как явились твои минии — ничего удивительного, ведь они считают нашу коллегию нечестивой.
Слушаясь Ино, ее нимфы, которые разыгрывали воплощение почтительности перед своими мужьями, стали уговаривать их потребовать, чтобы Афамант совершил третье и последнее жертвоприношение. Минии верили, что коли Зевс не посылает плодородного дождя после того, как ему даровали одного барана или даже пятьдесят, — это знак, что он требует иной жертвы — родных детей Жреца Овна. Мужья согласились с женами и пришли однажды к Афаманту, когда он стоял, мрачно воткнув свой посох в неродящую землю ячменного поля. Старший из них сказал:
— Афамант, нам жаль тебя, но мы призываем тебя исполнить свой долг без уклонения. Принеси своего сына Фрикса и свою дочь Геллу в жертву Отцу Зевсу, и божественный дождь, который тогда выпадет, пробудит ячменные семена и спасет наши жизни.
Сперва Афамант и слушать их не стал. Но они пригрозили ему расправой, он согласился принести в жертву своих детей, только если велит оракул в Дельфах; ибо Дельфы были тогда для греков главным судилищем, куда обращались по священным делам. Оракулом управляла Жрица Белой Богини; первоначально она получала пророческое вдохновение от священного питона, духа мертвого героя Диониса, который пользовался величайшим доверием Богини, пуповина и челюстная кость которого покоились на столе в святилище за оградой из копий. Этот питон, когда греки впервые явились из Фессалии, намекнул им, что отныне у них новый бог, Лучник Аполлон. Аполлон прежде был мышиным демоном с острова Делос, наделенным властью вызывать и прекращать чуму, он был провозглашен Божеством со всеми почестями генетийскими поселенцами в Темпы в Фессалии, где он избавил от мора эолийцев. Лучники Аполлона, услыхав, что Дионис отрицает божественность их покровителя, говоря: «Я проглочу этого мышонка», в гневе пошли на Дельфы из долины в Темпах, вступили за Дионисову ограду и трижды постучали в двери круглой белой гробницы. Наружу в ярости вырвался питон, и лучники пронзили его стрелами. Затем они сожгли пуповину и челюстную кость Диониса на костре, сооруженном из древков священных копий, и бежали назад в Темпы. Чтобы искупить свое преступление, Аполлон согласился, хотя и неохотно, стать рабом Белой Богини и, войдя в пустую гробницу в Дельфах, взять на себя миссию, прежде выполнявшуюся Дионисом; к тому же он учредил Пифийские игры в память питона. Таким образом отныне не по мудрым извивам змея жрица читала и открывала прошлое или будущее, хотя она по-прежнему была Пифией. Вместо этого она жевала листья лавра, священного древа, посвященного Аполлону, которые вводили ее в пророческое опьянение. Корабли, груженые молодыми лавровыми деревьями, были направлены в Дельфы из Темп, и вокруг святилища были высажены деревья, так что вскоре ветви их сплелись, образовав густую сень. Место это по-прежнему называлось Пифо, или Святилище Пупа, но жрецы Аполлона объясняли, что название это происходит из-за того, что святилище располагается в самом центре Греции; Дионис был забыт, и память о нем не возрождалась еще долгое время.
Афамант ожидал благоприятного ответа от Пифии, ибо, как он сказал: «Аполлон проявит ко мне сочувствие в моем нелегком положении: он поймет, что в моей беде виновна Богиня — она упрямо отказывается дать семенам прорасти. И несмотря на то, что он прикидывается покорным ей, он найдет способ избавить меня от моих жестоких обязательств; он слишком многим обязан нам, эолийцам. Почему я должен жертвовать своих детей Зевсу только из-за того, что его мать ведет себя с обычным женским своенравием?»
Ино тоже послала гонца в Дельфы, ей помог беотийский пастух, который знал кратчайшие тропы через суровые горы и заросли терном долины, он предупредил Пифию, что Афамант не только поступил очень непочтительно по отношению к Богине, которой и Аполлон, и она обязаны повиноваться, но и отказался задобрить Зевса, как велит обычай, и что его упрямство грозит повергнуть в нескончаемые бедствия его собственное племя, а заодно и кентавров. Таким образом, когда Афамант явился в Дельфы и попытался умилостивить Аполлона, преподнеся ему золотой треножник, пифия его отвергла; она велела Афаманту без промедления принести в жертву двух его детей на горе Пелион Зевсу Ниспосылателю Дождя.
Тот же пастух известил Ино об ответе Аполлона в должное время — за четыре или пять дней до возвращения ее супруга.
ГЛАВА ВТОРАЯ
