придумаем.
Через полчаса на стоянке супермаркета, где маникюрный салон, велосипедный отдел и клуб здоровья были уже закрыты, наш «кэдди» припарковался рядом с четырехдверным коричневым «вольво» с мэрилендскими номерами и стикерами детского футбола на бампере. На стоянку падал свет от магазинчика быстрого обслуживания, где Хейли купила четыре последних «нечто», заявленных как сэндвичи, и уговорила скучавшего и уставшего кассира, не расстававшегося с наушниками, чтобы он разрешил ей сварить свежий кофе, который она разлила по белым пластиковым стаканчикам, пока мы выруливали в свете тускло освещенных комнат отдыха. Наша группа сгрудилась для пикника на капоте угнанного «вольво».
— Просто не верится, — сокрушался Ланг. — То есть, конечно, с моим компьютером всякое бывало. Я-то знаю. Видел собственными глазами. Но… такое…
— А вы бы лучше посмотрели на доктора Ф., — посоветовал Рассел, жуя свой сэндвич, который, как и мой, на вкус отдавал чем-то средним между картонкой и кетчупом.
— Я видел. Меня заарканили, чтобы охотиться за вами, ребята. Я видел все фотографии с мест преступления. И его на заборе — тоже.
Он покачал седовласой головой. Пар его дыхания был виден в студеном ночном воздухе.
— Шеф УНБ Хелмс, Киссинджер в СНБ и Никсон — все они скрывали, что переворот в Чили — дело рук Управления: начиная от директоров до прессы. Но это было еще тогда!
— Мы тоже, — сказал Зейн.
— Но теперь, во всех широкомасштабных шпионских войнах, которые мы развязали после одиннадцатого сентября, моя работа — знать, что на уме у клоунов из нашего цирка! Думаете, это легко? Черт, еще задолго до того, как это всплыло в прессе, мне пришлось произвести собственное «шпионское» расследование, чтобы выяснить, что Управление национальной безопасности нарушает все принятые после Уотергейта законы о конфиденциальности, чтобы совать нос в чужие дела. Все эти мелкие бюрократы и фанатики в Совете национальной безопасности обвиняют меня в том, что я, как паук, вторгаюсь в их паутину. Если бы я не сообразил, как понравиться вице-президенту и секретарю по вопросам обороны, я попал бы в бюрократические застенки и оказался бы в полной изоляции в Лэнгли. Вместо этого я выдвинул программу оперативного слияния, которая целиком и полностью замыкается на мне! Итак. Кто может подорвать или скопировать мою систему? Террористы из «Аль-Каеды», призраки Саддама или талибы? Какие-то там каратели? Русские — одна из мафий, которые правят сейчас в Москве? Иран — никоим образом. Северная Корея — возможно, но Китай не захочет играть с нами в прятки… тогда кто?
— А что, если это внутреннее дело? — спросила Кэри.
— Внутри нас — мы! — заупрямился Ланг. — Это не в кино. Нет никаких великих тайных внутренних заговоров злых сил. Черт, я руководитель вышестоящей организации, законно предназначенной быть великим тайным заговором против сил зла, но даже с лучшими сердцами и умами Америки мы едва можем уследить за собой!
— Верняк, — сказал Зейн, — значит, ренегаты…
— Какие «ренегаты»? — перебил его Ланг. — В реальном мире, рациональном мире всегда существует определенная повестка дня. А в планы какой повестки дня входит группа ренегатов, когда щупальца огромного спрута нашей шпионской сети уже опутали весь земной шар, внушая страх и уважение?
— Зачем тогда было убивать доктора Фридмана? — спросила Хейли.
Ланг покачал головой.
— А почему вообще творится все это? Какой смысл?
— Не требуйте от наших действий смысла, — сказал Рассел. — Мы — бешеные псы.
— Куда вы меня тащите? — Ланг сам отмахнулся от своего вопроса. — Впрочем, понятно. В банк.
— Даже с остановкой, чтобы заправиться, — поправила Кэри. — По моим подсчетам, тут не больше четырех часов.
— Устал я все разъезжать да разъезжать, — пожаловался Рассел. — Не худо бы и оттянуться немного.
— Потерпи чуть-чуть, — отозвался я, надеясь, что не вру.
— Конечно, — согласился Рассел, понимая, что, вру я или нет, ничего хорошего мой ответ не предвещает.
— Держим связь по сотовым, — сказал Зейн. — Тогда разделиться будет не проблема.
— Значит, не будем держаться плотной группой? — спросил Ланг.
— Пожалуй, лучше всего рассыпаться, — ответил я. — Если будем держаться плотно, это привлечет внимание. А ежели одна из групп напорется на неприятности, другая получит звонок и сможет действовать на подхвате или прикрыть, устроить небольшой сюрприз.
— Кто с кем пойдет? — спросил Рассел.
— Я с Кэри поеду в «кэдди», — мгновенно ответил я. — Так мы сможем разделить здоровых беглецов между собой, по свидетелю в каждой машине.
— Эрик и я должны оставаться вместе, — заявила Хейли. — Мы поедем с тобой.
— Директор Ланг, — сказал Зейн, — придется вам ехать с мальчиками. На пассажирском месте. Рассел, ты ее свистнул, ты и поведешь.
— Что за дичь?!
— А как же вы? — спросил Ланг седовласого психа.
— Я буду за вами всю дорогу.
— Не сомневаюсь, — сказав Ланг. — Так холодно, а я уже не молод. Могу я взять свой бушлат?
Он кивнул на багажник «кэдди».
— Конечно, — ответил я.
Бросил ему ключи. Посмотрел вслед.
Рассел как бы ненароком отошел к дальней стороне угнанного «вольво». Он неотрывно следил за Лангом, и, куда бы ни повернулись остальные, среброволосый человек приковывал к себе все наше внимание. Он скрылся за высокой, задранной кверху белой крышкой багажника «кэдди».
— Сейчас, — шепнул Зейн. — Это его первый шанс перейти в контратаку.
Я насчитал ровно двадцать одно сердцебиение; казалось, что Ланг слишком копается, пока наконец багажник не захлопнулся. На Ланге был его бушлат, расстегнутый — показать, что за поясом у него ничего нет; направляясь к нам, он держал в руке свой кольт — за дуло. Он подошел прямо к Зейну.
— Держи, — сказал он и, когда седовласый вояка взял пистолет у седого шпиона, добавил: — Так мы все будем чувствовать себя лучше, а если мне понадобится оружие, я знаю, где тебя искать.
Маститый шпион прошел сквозь наш плотный строй, минуя Рассела, обогнул «вольво», открыл дверцу и забрался на пассажирское сиденье. Закрыл дверцу за собой.
— Вперед! — скомандовал я.
53
Девятый день. Мы ехали навстречу заре.
— Что бы теперь ни случилось, — сказала Хейли, сидя на заднем сиденье белого «кэдди» вместе с Эриком, пока машина, глухо гудя, катила по темному шоссе, — все закончится. Показавшись в банке, мы окажемся под колпаком у Ланга. А завтра выйдем из-под контроля.
— Если оно у нас будет, это завтра, — ответил я.
— Я устал, — прошептал Эрик. — Сердце болит.
— Знаю, детка, — сказала Хейли. — Знаю.
Раньше она никогда не называла его «деткой» или каким-нибудь другим ласкательным именем. Значит, мы уже дошли до какого-то предела.
Или начала.
Мои впившиеся в руль руки дрожали. Казалось, что стрелка спидометра, колебавшаяся у предельной черты, врет. Мы мчались так стремительно, словно были под кайфом. Машина провоняла потом, холодным кофе, старыми пластиковыми стаканчиками, оружейной сталью, комьями грязи, отвалившимися от
