черта тебя принесло сегодня ночью.
Пересекая порог, Джон услышал, как отъехала машина Фонг.
Тяжелая дверь закрылась, замок щелкнул, и Джон оказался внутри.
Белые стены, белые комнаты, толстый ковер. Неяркий свет.
Бормотание телевизора.
Гардероб из красного дерева был встроен в стену холла.
Мельком заглянул внутрь: красные лампочки, горящие на контрольной панели, телевизионные мониторы. На полу пара галош и зонтик. На верхней полке виднелась рукоятка револьвера.
Гласс запер дверь шкафа на надежную защелку.
Мягкое дыхание. Запах…
Доберман-пинчер притаился за дверью в шести футах слева от Джона.
Гласс отдал собаке команду на незнакомом Джону языке.
Доберман лег на пол и преданно посмотрел на хозяина.
– Иди медленно.
Гласс был в шерстяном джемпере, надетом поверх спортивной рубашки, плотных штанах и мягких кожаных туфлях. В этой одежде он выглядел более стройным, чем в костюме. Бульдожьими повадками он походил на своего пса.
– Иди за мной.
Последовала еще одна команда собаке на непонятном языке. Доберман рысцой потрусил вслед за Джоном.
Двери холла вели в столовую и на кухню. Коридор, должно быть, вел в спальни.
Из гостиной доносился вой полицейских сирен – по телевизору показывали боевик. Перед ним на стуле, ссутулившись, сидела босая женщина с выступающим подбородком, которую Джон уже встречал на похоронах Фрэнка. Она даже не обернулась поинтересоваться, кто пришел. Ее внимание было поглощено зрелищем и бутылкой скотча.
– Обычно по вечерам я работаю в кабинете моей жены. – Гласс прошел в комнату, где изогнутая лампа освещала стол, на котором расположились три гроссбуха, груда писем и конвертов. Жестом хозяин дома остановил Джона в дверях кабинета. Джон почувствовал, что собака села у него за спиной. Гласс педантично надел колпачок на фломастер, закрыл гроссбухи, сложил письма в папки. Уважение заставило Джона отвести глаза от личных дел того, кто сейчас, по существу, был его руководителем.
Свет от лампы достигал противоположной стены, своеобразной галереи фотографий. Ряды снимков. Гласс с…
Джон прищурился.
…Гласс с сенаторами и конгрессменами, с кинозвездами, которые участвовали в санкционированных ЦРУ экскурсиях в центр по борьбе с терроризмом.
Стена выглядела, как… та, в кабинете сенатора. «Вашингтон, – подумал Джон, – все грезят секретами».
Ему на глаза попался одинокий семейный снимок: неизвестно когда сделанный портрет матери и дочери. Девочка напряженно улыбалась. Мать смотрела в сторону, в мягких чертах ее лица с трудом угадывалось угловатое лицо женщины, сидевшей перед телевизором.
«Сколько же лет понадобилось на это бутылке вина? – удивился Джон. – Во что это обошлось семье Гласса?»
– Не сюда, – сказал Гласс. Он выключил настольную лампу.
Джон вернулся в холл. Собака насторожилась, но осталась сидеть. Гласс поправил фотографию, на которой он и известный защитник гражданских прав, проигравший в свое время предвыборную кампанию на пост президента, стояли, держась за руки.
Гласс провел Джона на кухню. Открыл дверь, за которой оказался ряд ступеней, зажег свет, набрал код на контрольной панели и стал спускаться вниз. Джон последовал за ним. А за Джоном собака.
– Не многим людям довелось спускаться по этим ступенькам, – сказал Гласс, набирая секретный код на замке, вмонтированном в железную дверь. Раскрыл ее и включил внутри свет. – Только после тебя.
Собака последовала за Джоном. Раздался щелчок запора закрывшейся за ними двери. В подвале стоял запах стали и цемента, не было и признаков окон. Стена шкафов с документами. Компьютер. Туалет, отгороженный занавеской. На одной из стен классная доска, завешенная плотной синей тканью.
Но доминировал в комнате, несомненно, огромный антикварный стол. Три телефонных аппарата на нем, черное вращающееся кресло рядом. Поверхность стола сверкала, как зеркало.
Гласс занял черное кресло с высокой спинкой. Указал Джону на металлический складной стул напротив стола.
Собака остановилась в пяти футах от Джона.
Команда. Собака села. Напряженно переступая передними лапами, не сводя взгляда с Джона, втягивая воздух влажными ноздрями.
– Думаю, настало время все мне рассказать.
Джон закрыл глаза. Его сила разбилась о сталь складного стула.
Слова в беспорядке слетали с его губ. Деньги у Фрэнка. Мертвый висящий Мартин Синклер. Обращение за помощью к Эмме, это не назовешь приятным моментом в его рассказе, хотя и он, и Гласс знали, что умение привлечь на свою сторону нужного человека – основа успеха в их деятельности. Пластиковая взрывчатка, профиль небольшой компании «Имекс». Он рассказал Глассу все. Фонг.
– С ней не было выбора, – сказал Джон. – Она поймала меня, она волевая, ловкая, могла наделать неприятностей. Не было выбора.
– Допустим, ты прав. Выбора не было. Где она сейчас?
– Поехала на место встречи.
– А-а.
– Она доверяет мне, но…
– Вот именно. Но. Договаривай.
– Я перегорел. Не могу думать. Это все.
– Да, – сказал Гласс. – Предположим, что все так и есть, как ты говоришь. Предположим, что ты действительно сломлен, тогда тебе следовало бы бежать к чертовой матери, а не приходить ко мне, как ты это сделал.
Гласс положил скрещенные руки на стол.
– У тебя есть видеопленки? – спросил он.
– Не хотел приносить их, не убедившись, что вы здесь.
– Не убедившись, что я один. – Гласс покачал головой. – Меня гораздо труднее убрать, чем Фрэнка или Мартина Синклера. А вот тебя… – Гласс вздохнул. – В принципе тебя даже не придется убивать. У Корна есть свои «глаза» в комитете. А сегодня после обеда, когда ты ушел с работы, его люди посетили твой коттедж, официально – для того, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. Тебя не было там, и они вошли внутрь. Не могу ручаться, но адвокат может придумать какую-нибудь уловку, если…
– Почему команда наших законников должна беспокоиться?
– Если верить моим источникам, в твоем доме тупицы Корна «совершенно случайно» обнаружили четырнадцать тысяч долларов и чековую книжку на одно из твоих прежних…
– Дерьмо!
– Это твои деньги? – спросил Гласс.
– И вы еще спрашиваете?
– Да, фактически ты уже ответил своим приходом сюда. И тем, что пришел без хвоста. Это еще не все, – сказал шеф ЦБТ. – Сегодня днем сенатор Хандельман позвонил директору и потребовал детального отчета относительно смерти в Париже американца, которого звали Клиф Джонсон. Хандельман особенно
