Нет. Она дала слово. Нужно поговорить с ним, прежде чем упасть в объятия другого мужчины.
Такие восхитительные... манящие объятия... перед которыми невозможно устоять...
Ей как-то удалось справиться с собой. Пожав плечами, Пруденс сказала:
– Но теперь он вернулся.
И она понятия не имеет, что ей делать.
– Это его не извиняет. Если бы я вернулся... нет, я бы вас никогда не оставил.
Настойчивость Гидеона начала раздражать ее, хотя и грела ей сердце. Пруденс хотелось, чтобы он ушел, дал ей возможность поговорить с Филиппом, и тогда бы она во всем разобралась. Вместо этого Гидеон подталкивал ее к признанию, к объяснению в любви, которое она не готова сделать. И она не хочет, чтобы ее к этому подталкивали. Даже Гидеон.
– Ба! – сумела выговорить она. – Вы знаменитый повеса. Вы, должно быть, бросили десятки, даже сотни женщин! – Ее голос прозвучал несколько неуверенно.
Она шагнула за маленькую скамеечку для ног. Ей необходима дистанция между ними.
В его глазах сверкнули озорные смешинки.
– Если быть точным, тысячи. О моих достижениях ходят легенды. – Гидеон медленно подкрадывался к ней.
– Я не знаю, сколько... – начала она и замолчала, поняв, что их беседа превращается в фарс. – Филипп ничего не мог сделать. Обстоятельства...
– Мог, Имп.
Гидеон перешагнул через скамейку и взял обе руки Пруденс в свои ладони. Она попыталась высвободить руки, но он сильнее сжал их. Он ласково смотрел на нее, озорные искорки пропали из его глаз.
– Кстати, о мифических толпах оставленных мною женщин. Я никогда не соблазнял невинных девушек и не имел дела с женщинами, которые хотели от меня большего, чем легкий флирт.
Пруденс смотрела на него, пытаясь понять, что он ей говорит. У нее болела голова. Мозг лихорадочно работал. Филипп будет здесь с минуты на минуту. Гидеон что-то говорит о крысах и о соблазне. Может быть, она не поняла его признания? И он пытается объяснить, что она для него тоже легкий флирт?
– Признаюсь, это не делает мне чести, – продолжал он, – но я ни одну женщину не заставил пожалеть, что она познакомилась со мной, и ни одну не оставил с ребенком.
Его слова остановили вихрь ее мыслей. Почему он снова заговорил о ребенке? Она больше не могла этого выносить. Пруденс, словно защищаясь, подняла руку.
Нужно сохранять дистанцию.
– Умоляю вас, больше не говорите на эту тему. Я жду Филиппа. И больше не могу ни о чем думать.
– Этого не может быть.
– Это правда.
Гидеон еще больше встревожился. Пруденс отстраняется от него, он видел это по выражению ее глаз, по ее напрягшемуся телу. Что еще он может сказать, чтобы убедить ее? Она должна согласиться. После стольких лет он наконец нашел настоящую любовь и не вынесет, если она откажет ему только потому, что дала слово Оттербери. Но она определенно отказывается. Кажется, все умения обольщать женщин покинули его. Она не «женщины», она – Пруденс. Вот в чем все дело. Прекрасная, уникальная Пруденс. Его возлюбленная.
Он не мог просто уйти, отдав ее Оттербери. Но ему придется это сделать, он это знал. Увидев Пруденс через столько лет, Оттербери влюбится в нее с новой силой.
Ему нужно сейчас завоевать ее, прежде чем Оттербери возобновит свои ухаживания. У Оттербери все козыри на руках: кольцо, клятва, которую Пруденс хранила четыре года, ребенок.
А Гидеон мог предложить ей только сердце повесы. Сердце, которое, по его собственному признанию, прежде никогда не было постоянным.
Гидеон лихорадочно искал слова, которые могли бы ее убедить, но все слова были уже сказаны. И они оказались бесполезными.
Может, обратиться к поэзии? Это язык любви. Шекспир? Но он не мог вспомнить ни строчки. Гидеон снова сжал руки Пруденс:
– Забудьте Оттербутса. Станьте моей...
Вряд ли это поэзия. На счастье, ему в голову пришла строчка из Марло, и он процитировал:
– «Приди, любимая моя! С тобой вкушу блаженство я»[15]. Пруденс, смутившись, посмотрела на него и покачала головой.
– Ребенок будет жить с нами и... – торопливо уверял он. В ее глазах снова появилось странное выражение, которое Гидеон уже начал узнавать.
– Что случилось, Имп? Господи, я снова все испортил. Что я на сей раз сказал?
Она покачала головой и отвернулась.
– Пруденс, скажите мне. В чем дело?
Она подняла дрожащую руку, словно стараясь удержать его на месте.
– Вы меня неправильно поняли. Ребенка не было, живого... Дедуш... я заболела, и мой... – Она
