– Я много лет имею дело с Ситчем. И знал, что он не занизит цену. А теперь надо торопиться, чтобы догнать Эдуарда и ваших сестер. – Он взял вожжи. – Вы всю дорогу собираетесь держать деньги в руках или положите их куда-нибудь?
Пруденс изумленно посмотрела на него.
– Ах да! Конечно!
Отсчитав шесть банкнот, она положила их в свою сумку, украшенную египетским орнаментом. Гидеон с интересом ждал, что она станет делать с остальными.
– Пожалуйста, отвернитесь, – смутившись, сказала Пруденс.
Он вопросительно посмотрел на нее, потом пожал плечами.
– Отвернись, Бойл, – приказал он груму и сам повернулся, насколько это позволяло сиденье фаэтона.
Места для маневра было немного. Какое несчастье, что он родился джентльменом! Гидеон просто умирал от желания узнать, куда она спрячет остальные деньги. Он чувствовал, как она суетится за его спиной. Маленький острый локоть угодил ему в плечо.
– Простите, – выдохнула она. – Не поворачивайтесь, я еще не закончила.
Судя по положению ее локтя, ее корсаж пополнел на несколько сотен фунтов, решил Гидеон. Он усмехнулся про себя. Неужели она думает, что там можно спрятать такие деньги! У нее восхитительные формы, но они слишком деликатны, чтобы скрыть толстую пачку банкнот.
– Не поворачивайтесь! – прошипела она.
Он услышал шелест ткани, на колени ему волной упал бархат мантильи и муслин платья. Гидеон улыбнулся. Насколько он догадывается, мисс Импруденс Мерридью выставила напоказ свои ножки. И хотя на улице темно и пусто, это все-таки улица. Он снова улыбнулся.
– Замерзли, мисс Имп? – пробормотал он.
Ответом ему был возмущенный вздох и торопливо сдернутая с его колен ткань платья.
– Я же просила вас не подсматривать! Если бы вы были джентльменом...
– Успокойтесь, мисс Имп. Я не обманщик.
– Тогда как...
– Как вы просили, я повернулся к вам спиной. Но я же не глухой. Когда эти волны, – он указал на складки мантильи и платья, – упали мне на колени, я обо всем догадался.
– Да, это правда, – призналась она, – мне пришлось немного приподнять юбки. Но здесь никого нет, а деньги теперь надежно спрятаны.
– Весьма разумно. А теперь можно мне повернуться?
Она тихо фыркнула, Гидеон принял этот звук за разрешение и, повернувшись, свистнул груму. Лошади пошли шагом.
– Сколько стоит ваш корсаж? Я полагаю... – он прищурился, – пятьсот фунтов.
Пруденс заморгала и со слабым возгласом прижала руку к груди.
– Вы подсматривали, вы... вы мошенник!
Она в гневе стукнула его в плечо, но он рассмеялся, отрицая обвинения.
– Вовсе нет! Я догадлив! Это единственное, в чем вы меня можете обвинить. Вы задели меня локтем. Ваша рука находилась в таком положении, что сообразить было нетрудно.
– Допустим. – Пруденс, прищурившись, посмотрела на него. – Но откуда вы знаете, что в моем корсаже пятьсот фунтов?
Он многозначительно посмотрел на нее, словно говоря: «Догадайтесь, моя дорогая».
Она заморгала. Он, должно быть, заметил... что ее корсаж изменился в размерах. Значит, он разглядывает ее! Внимательно и пристально! Нет, он действительно не джентльмен!
– Вот именно, – сказал он, словно прочитав ее мысли. – Я заметил перемены в вашем корсаже.
– Вы... вы... Это... возмутительно!
– Я знаю, – сказал он извиняющимся тоном, но Пруденс не поддалась на уловку. – Я же вам говорил, какое беспокойство доставляют мне мои глаза, – продолжал он. – Они так тревожатся. Ради собственного блага им надо быть поспокойнее.
Пруденс, нахмурившись, молчала, решая, то ли сохранять равнодушное достоинство, то ли удовлетворить любопытство. Лошади рысью миновали три дома, прежде чем любопытство одержало верх.
– Что вы хотите этим сказать? На мой взгляд, в ваших глазах нет никакой тревоги! Насколько я вижу, они бесстыжие и самоуверенные!
Около рынка царила сутолока, спешили торговцы с тележками и тачками. Гидеон пустил лошадей шагом.
– В этом-то и заключается их трагедия. Вся эта самоуверенность напускная. Они очень печалятся. Особенно о вашем корсаже. – Он помолчал немного и добавил: – А если что-нибудь вывалится? Это очень тревожно.
Задохнувшись от возмущения, Пруденс хмуро посмотрела на него, плотнее запахнула мантилью и скрестила на груди руки.
