пирожными, соблюдая английскую традицию. Она делала это как для себя, так и для Тибби, так что чтение письма пришлось отложить ещё на некоторое время.
Тибби выпила чай, откусила кусочек пирожного и старалась поддерживать беседу. К счастью, во дворец прибыли гости, и Калли была слишком занята, чтобы заметить рассеянность подруги. Как только чаепитие закончилось, Тибби попросила позволения уйти и вышла в сад.
Снаружи было свежо и холодно, и она знала, что тут её никто не потревожит. Вечерело – оставался всего лишь час до заката, – дни быстро становились короче, но если бы она пошла в свою комнату, чтобы прочесть письмо, то кто–нибудь обязательно бы её побеспокоил. Она не хотела, чтобы ее прерывали во время чтения одного из посланий Итена.
Тибби устремилась к лабиринту, обнесённому высокой живой изгородью, поспешно и безошибочно направляясь к самому центру. Тут она села на скамейку, глубоко вздохнула и вытащила письмо. Осторожно сломав печать, она развернула листки бумаги, нежно разглаживая образовавшиеся складки.
Она улыбнулась, увидев знакомый почерк, он был так похож на самого Итена: грубый, чуждый условностей и привлекательный. Она быстро посмотрела на второй лист и заметила там рисунок. Она не позволила себе рассмотреть его: ещё не время.
Она медленно читала письмо, наслаждаясь им, слыша фразы и отдельные слова, словно они произносились его глубоким голосом. Ей нравилось узнавать о разных событиях в его жизни: как растут лошади, как он надеется на некую кобылку, как крепнет его дружба с пожилым викарием, и как они частенько играют в шахматы.
И, о! Он купил коттедж. Коттедж… зачем ему коттедж? С тремя спальнями.
Она перевернула лист бумаги и впервые хорошенько рассмотрела рисунок. Нарисованный со свойственными Итену размахом и изяществом, коттедж словно был готов сойти со страницы, настолько настоящим и красочным он выглядел. А розы, обрамляющие подъездную дорожку, были такими нежными и натуральными, что она почти чувствовала их аромат. Но женщина…
Тибби присмотрелась, пытаясь разглядеть её черты, но та была лишь силуэтом.
Она быстро просмотрела письмо, а потом вскрикнула.
Тибби несколько раз глубоко вздохнула. Она рада, что он нашёл кого–то, говорила она себе, хотя ей стало трудно дышать. «Мистер Делани», – неправильно даже про себя называть обручённого джентльмена по имени, – «был красивым, сильным, весьма привлекательным, очаровательным мужчиной. Настоящий джентльмен. И неудивительно, что он быстро нашел себе милую молодую женщину, на которой женится».
А что она думала? Что он посмотрит дважды на тонкую, худую старую деву, которой скоро стукнет тридцать семь? Разумеется, нет, не такой мужчина, как Итен. Он мог выбирать себе женщину. Вероятно, он пишет Тибби исключительно из благодарности за то, что она научила его азбуке.
Хорошо, что эта молодая женщина образована; она сможет помогать Ит… мистеру Делани с книгами.
Она очень рада за него, говорила Тибби себе. Правда, очень рада. Даже взволнованна. Она так ему и напишет. Сейчас же.
Олух? Как смеет эта женщина – кем бы она ни была – смотреть на Итена свысока? Если она не может понять, насколько он чувствительный и умный, она его не заслуживает.
Мистеру Делани нужно, чтобы жена его уважала. Тибби напишет ему об этом немедленно. Итен иногда слишком скромный – себе во вред.
А женившись, вероятно, перестанет ей писать.
На бумагу упала капля дождя. Тибби посмотрела на небо. Ни облачка.
И снова на письмо.
С уважением, её… О, Итен…
На письмо упала ещё одна капля, потом ещё одна, и ещё.
* * *
Гарри проснулся на рассвете. Лондонский шум всегда мешал ему спать. Звуки не утихали до глубокой ночи, и, когда человек только засыпал, снаружи начинали доноситься грохот экипажей, повозок, телег, крики рабочих и продавцов пирожков, и Бог знает кого ещё.
И Гарри тем более раздражало его состояние: он был твёрдым, как камень, и совершенно неудовлетворенным.
Нелл пошевелилась в его объятиях.
Они поздно приехали в дом тётушки на Маунт–Стрит, немного поели и приказали приготовить горячие ванны. И сразу после этого отправились в постель.
Гарри устроил так, что комната Нелл оказалась напротив его собственной. Как только девушка легла в постель, он стал ждать, оставив дверь приоткрытой.
И час спустя услышал, как её дверь отворилась. Нелл вышла в ночной рубашке, босая, что–то нервно бормоча. Её глаза ничего не выражали. Она уже прошла полкоридора, когда он поймал её и осторожно повернул в другую сторону. Он довел Нелл до кровати, тихонько заверяя, что Тори в безопасности, надеясь, что это правда. Он убедил её лечь, а потом лёг рядом.
Доверчивая, как дитя, она прижалась к его телу.
Но она не ребёнок – он и его тело чувствовали это. Лежать рядом с ней было мучительно. Он страдал от желания сделать её своей, овладеть ею. Она снова пошевелилась, и он осторожно отпустил её, вытащив онемевшую руку из–под её тёплого расслабленного тела.
Опершись на локоть, Гарри смотрел на Нелл. Она была так привлекательна в мягком утреннем свете, открытая, спокойная, без своей обычной защиты. Её ночная рубашка соскользнула, открыв худенькое плечико. Он наклонился и нежно поцеловал его.
Боже, он не был к этому готов, когда решил жениться.
Бодрствуя, она всегда казалась такой независимой, такой сильной, а вот во сне… во сне она была такой уязвимой.
Ей нужен кто–то, способный позаботиться о ней.
Ей нужен он.
Гарри радовался, что её отец мёртв. Этого человека следовало пристрелить за то, в каком состоянии он оставил дочь: одну, без гроша, без дома, в горе. И лишь мысль о том, что нужно найти дочку поддерживала её.
Что случится, если она не найдет ребёнка?
Боже, помоги ей. Тогда она будет нуждаться в Гарри, как никогда.
Никому он не был нужен прежде. Никто не зависел от него настолько всецело. Люди в армии полагались на него, но на его месте мог оказаться любой другой толковый офицер. Как шахматные фигуры, их можно было легко заменить. Там на первом месте стояло дело, а не человек.
Никто по–настоящему не нуждался в Гарри.
А как же его настоящая семья? Он всегда считал, что семья у него есть. У него был брат, за которого он готов отдать жизнь, – и Гэйб сделал бы то же самое для него.
Но они не нуждались друг в друге. Боже, да они жили в разных странах, на расстоянии в сотни миль. Гэйбу, вероятно, иногда его не хватает, но он не нуждается в нём.
Тётушка Мод сказала Нелл, что полюбила Гарри, как сына, но он прекрасно понимал, что на самом деле она в нём не нуждается. Чета Барроу любила его, и он тоже любил их, но ушёл от них, как только достиг необходимого возраста для поступления в армию.
Восемь лет на войне научили его не нуждаться ни в ком и ни в чём – даже на друзей не стоило полагаться, потому что друзья могли погибнуть уже в следующее мгновение. Или умирать медленно и мучительно. Или их могли увезти на тележке и оставить дожидаться смерти где–нибудь в другом месте.
В конце концов все покинули тебя.
