удовольствиям. В конце концов, они же в Болгарии.
– У этого парня что, совсем ни стыда ни совести? – воскликнул Стивенс.
– Нет. Он ни в малейшей степени не был обескуражен тем, что я разоблачила его обман. Он знал, что моя репутация погибла. Что я никогда не смогу вернуться к прежней жизни. Он считал, что у меня нет другого выхода, кроме как оставаться с ним, пока я ему не надоем. Потому что, видите ли, очень много людей знали, что мы сбежали. – Она добавила ломким голосом: – Сейчас я не могу поверить, что была способна на такую глупость, но когда мы сбежали, я написала всем и рассказала об этом. Я думала, что это самое романтическое переживание в моей жизни. – Она сухо рассмеялась. – Я даже думала, что мама с папой одобрили бы, если б знали.
Мак топал как слон и гремел посудой.
– Ради Бога, Мак, прекрати так шуметь! – раздраженно бросил Ник.
– Надо помыть тарелки.
– Тогда отнеси их к морю и там помой!
– Ага, так я и сделаю!
Снова загремела, загрохотала металлическая посуда, а потом Мак зашагал прочь, явно выражая свое неудовольствие.
Ник не обратил на него никакого внимания. Он хотел услышать историю до конца.
– Итак, что же вы сделали?
– Я не могла оставаться там ни минуты. Как только он ушел на концерт, – а он в самом деле очень талантлив, – я собрала кое-что из вещей и убежала. Дилижансом я не поехала – все места в нем были уже заняты и...
– Вы хотите сказать, что покинули Париж ночью и отправились в обратный путь совершенно одна, вверив себя судьбе?
Фейт пристально посмотрела на него.
– У меня не было выбора.
– Разве у вас не было горничной?
– Нет.
– Что? Но...
– Послушайте! – вспылила она. – Я была расстроена и хотела оставить Париж как можно скорее. Я не подумала как следует, у меня не было большого опыта в планировании путешествия. Я сделала то, что считала лучшим в тот момент, я знаю, что это было глупо и опасно. Вы довольны?
– Ни в малейшей степени. – Ник гневно воззрился на нее.
– Так что же случилось, мисс? – спросил Стивенс успокаивающим тоном.
– Я нашла... точнее, кое-кто в пансионе устроил это для меня – частную карету, берущую пассажиров. Она была очень старой и довольно грязной, но мне было все равно. – Она помолчала мгновение, затем добавила: – Да, я знаю! Мне не следовало так поступать!
– Почему? Что случилось? – напомнил Стивенс.
– После того как они высадили всех остальных пассажиров, я услышала их разговор – они не догадывались, что я говорю по-французски. Они…они планировали ограбить меня... и не только. Мне удалось сбежать от них, но багаж пришлось бросить. Поэтому вы так и нашли меня, – сказала она в заключение.
Но Ник чувствовал, что она рассказала не все. Она не покидала Париж в этих отвратительных больших ботинках Она не покидала Париж полуголодной. Она опустила несколько важных подробностей. Не зря же он столько лет был офицером действующей армии. С помощью умелых расспросов можно узнать неожиданные детали.
– Как вы убежали? – Прямыми вопросами тоже можно добиться желаемого.
– Я выпрыгнула из кареты.
– Выпрыгнули на ходу? – Ник постарался взять себя в руки и продолжил уже мягче: – Можете не говорить – было темно, верно?
– Луна светила ярко, хотя, к счастью, зашла за облака на все то время, пока я пряталась в винограднике. Как только они перестали искать меня и уехали, луна снова вышла, и я смогла выбраться на дорогу.
Ник прикрыл глаза. Боже милостивый, она выпрыгнула на ходу из кареты на неизвестной дороге в темноте. У него непроизвольно вырвалось:
– Маленькая дурочка! Вы же могли серьезно покалечиться!
Она раздраженно парировала.
– Могла покалечиться, но не покалечилась. Однако если б я осталась, то мне бы уж точно не поздоровилось.
Он на мгновение вспомнил, как она стояла рядом с ним и размахивала горящей палкой, пытаясь выглядеть грозной. Он опустил голову в руки и застонал.
Фейт не заметила. Она вспоминала те жуткие минуты, когда выскочила на ходу из кареты и спряталась между рядами виноградника, молясь, чтобы луна оставалась за облаками. Прошло довольно много времени, прежде чем возница и конвоир сдались и перестали ее искать. А потом она оказалась совершенно одна, в темноте, где-то в северной Франции, без денег, одетая лишь в тонкое шелковое платье, кашемировую шаль, изящные лайковые туфельки и маленькую элегантную шляпку. Она поежилась.
– А где это было, мисс? – прервал ее мысли Стивенс.
– Где-то за Монтреем.
– За Монтреем! – Мистер Блэклок резко вскинул голову. – Как, черт подери, вы попали из Монтрея сюда?
Она стиснула зубы. Нечего кричать на нее! Но ответила вежливо, в противовес его грубости:
– Я шла пешком.
Стивенс потрясенно присвистнул. Мистер Блэклок свирепо пробормотал:
– Так вот почему ваши ноги в таком ужасном состоянии!
Смущенная Фейт спрятала свои ужасные ноги под юбку, чтобы они больше не оскорбляли его зрения. Как, скажите на милость, он мог показаться ей добрым? Он грубый и надменный, и ее так и подмывает встать и уйти. Она сказала с достоинством:
– Я обменяла свои лайковые туфли и кашемировую шаль у жены фермера на эти ботинки и накидку. – И немного хлеба и сыра, но этого она ему не скажет, а то он еще набросится на нее за преступную потребность в пище. – Это был хороший обмен. Мои туфли не выдержали бы большого расстояния, я чувствовала каждый камешек сквозь тонкую подошву. Фермерша предлагала мне свои деревянные башмаки, но я никогда не ходила в таких, поэтому выпросила воскресные ботинки ее сына. И моя кашемировая шаль была очень красивой, но недостаточно теплой, чтобы согреть ночью.
– И никто не предложил вам кров? Помощь? – спросил мистер Блэклок.
– Нет. – Она понурила голову. – Люди... когда видят молодую женщину в грязном шелковом платье и крестьянских ботинках... они... неправильно понимают. Они принимали меня за... за...
– Мы знаем, за кого они вас принимали.
Она почувствовала, как покраснела.
– Да, поэтому я поняла, что лучше не просить. Правда, я обратилась к каким-то английским леди в Кале, но они тоже, похоже, подумали... – Она сглотнула и посмотрела на свои ботинки. Ей придется как-то привыкать к презрению респектабельных дам.
– Забудьте про этих толстокожих англичанок. – Голос Николаса Блэклока был почти скучающим. – Решение ваших трудностей очевидно.
– О, в самом деле? – Его спокойное заявление разозлило Фейт. Будущее ей тоже кажется ясным, вот только оно отнюдь не внушает оптимизма. – Что же тут очевидного? Не поделитесь своими соображениями?
– Все просто. Вы должны выйти за меня замуж.
– Выйти за вас? – Фейт задохнулась и вскочила на ноги. – Выйти за вас? – Она с большим достоинством удалилась.
Беда лишь в том, некоторое время спустя размышляла Фейт, что хотя ее гордый уход и был весьма показательным и достойным, но стал бы куда более эффектным, если бы было куда удалиться. К примеру, в замок или в башню, откуда она смогла бы надменно взирать на него.
Сидение на камне не создавало желаемой дистанции. Как и ощущения неприступности и превосходства, которые мог бы даровать ей замок. Камень на морском берету – не то место, которое поможет извлечь смиренное извинение.
Фейт не знала, злиться ей или плакать.
«Вы должны выйти за меня замуж». Да уж, действительно! Он что, считает ее полной дурой? Совершенно легковерной и наивной? Ждет, что она снова угодит в такую очевидную ловушку?
Фейт вспомнила, как он лечил ее разбитые ноги вчера вечером – нежными руками и с резкой отповедью за глупость, – и ей захотелось плакать. От злости, разумеется. Она не доставит ему удовольствия своими слезами: Заносчивый грубиян. И совершенно невозможный, конечно же.
Он спит под открытым небом, но явно человек не бедный. Его одежда и сапоги отменного качества, он путешествует со слугой. Он умен и хорошо образован, а эта его аура властности – не говоря уж о высокомерии! – свидетельствует о том, что он аристократ и джентльмен.
И какой же аристократ и джентльмен предложит выйти за него первой встречной неизвестного происхождения, которая, по ее же собственному признанию, является падшей женщиной? Это немыслимо, невозможно. Смехотворно. И Фейт не потерпит, чтобы над ней смеялись.
Она понимала, что он сказал это не всерьез, но было больно и обидно. Хотя почему небрежные слова человека, которого она и дня не знает, были так обидны, она не могла понять и не хотела.
Одинокая слезинка скатилась по щеке. Фейт сердито смахнула ее. Глупец! Возможно, ему кажется, что это хорошая шутка! Она больше ни за что не станет с ним разговаривать!
Беда в том, что ее ботинки и накидка остались в лагере. Хочешь не хочешь, а придется вернуться. Она стиснула зубы и решительно зашагала по песку, намереваясь забрать свои вещи и молча, с достоинством уйти.
В лагере никого не было, хотя все оставалось на своих местах. Костер все еще горел; по сути дела, дымил, стояла жуткая вонь. Фейт пригляделась сквозь дым и негодующе ахнула:
– Мои ботинки! – Она остолбенела. Ее ботинки, вернее, то, что от них осталось, стояли прямо посреди горящего костра, превратившись в почерневшую массу бесформенной дымящейся кожи.
Она огляделась в поисках виновника, но лагерь был по-прежнему безлюден. Как он посмел сжечь ее ботинки?! Теперь она вынуждена остаться здесь, потому что идти босиком по камням и колючим кустам невозможно. Кроме того, босая она будет еще больше походить на нищенку. Когда она доберется до Николаса Блэклока, она... она!.. Фейт
