придавленные, коричневые пятна на грушах.
На другое утро лисенок шарахнулся к задней стенке своей клетки, испугавшись двух детей, пришедших на него посмотреть. И хотя я осторожности ради (во избежание баталии) прислонил к решетке, отделяющей его от соседей, деревянный щит, тем не менее недооценил длину обезьяньих рук и их необыкновенную проворность. В мгновение ока Ромео схватил лисенка за кончик рыжего пышного хвоста и не успел я вмешаться, как он уже вырвал из него пучок волос вместе с кусочком кожи! Довольный своей удачей, он спокойно уселся в угол, хорошенько рассмотрел со всех сторон «добычу» и затем… съел ее. Что поделать — у обезьян, к сожалению, не слишком хорошие манеры!
До сих пор Джульетта ни разу не отпускала от себя своего отпрыска в моем присутствии. Но сегодня они не прекратили игру, когда я зашел в комнату, и маленький бесенок прыгает и носится один по клетке как оголтелый. Он бросается сверху матери на спину, а та хватает его за чуприну и тянет через свою голову вперед так, что он, перекувыркнувшись, со всего размаху шлепается на спину. Но, по-видимому, никакого вреда ему это не причиняет. В следующее же мгновение он подскакивает к стене и принимается зубами соскребать известку. Она так и скрипит у него на зубах! Мать не только не запрещает Ромулу этим заниматься, а, наоборот, подсаживается к нему, отколупывает кусочек штукатурки и, с треском расколов его зубами, словно орех, с удовольствием жует. Прямо смотреть страшно! Но намек понял: завтра же раздобуду для обезьян кормовой мел.
Ромул с каждым днем становится все озорней. Теперь он в один миг взбирается вверх по решетке и с высоты примерно одного метра прыгает матери на голову. Он носится вокруг с такой бешеной энергией, что просто задыхается и громко сопит. Он разгрызает деревянную планку на мелкие кусочки и расшвыривает их по клетке. На отца Ромул не обращает ни малейшего внимания, а для того он, по-видимому, тоже не больше чем воздух, во всяком случае, Ромео не проявляет к сыну никакого интереса. Не то что мамаша. Когда малыш Ромул, завидя меня, из любопытства подбегает к самой решетке, Джульетта тут же хватает его, тянет к себе и прячет на груди. Однако любопытство берет верх, и через пару минут Ромул уже опять направляется в мою сторону. На сей раз мамаша хватает его за шерсть, а затем и за хвост и изо всей силы оттаскивает назад.
В то время как я раскладываю корм в клетке Пурцеля, маленькой нутрии, Ромул вдруг поднимается на задние лапки и, вытянув вперед ручки, издав воинственный писк, бросается ко мне. Никаких злых намерений у него нет, он, Боже упаси, не собирается меня укусить. Но когда я оглядываюсь, то вижу, что папаша Ромео подоспел к нему «на подмогу», причем забрался повыше, под самый потолок клетки, чтобы оттуда было удобней наблюдать за происходящим. Как только я подошел поближе к Ромулу и протянул к нему руки, Ромео неожиданно отвешивает мне пощечину, просунув руку между прутьев решетки. Я угрожаю ему палкой, но, бросив взгляд на Джульетту, вижу, как у нее бледнеет лицо, а рот широко раскрывается: вот- вот опять бросится на меня, чтобы защитить своего супруга. Мне приходится ее успокаивать, гладить по головке. Я ведь еще не забыл, как она меня в тот раз отделала…
Ромео явно имеет что-то против моей жены. То ли он почувствовал ее беспомощность, но, во всяком случае, каждый раз, когда она входит с полным лотком еды в обезьянью клетку, держа его двумя руками, он, изловчившись, бросается всей своей тяжестью на полуоткрытую дверь, так чтобы она стукнула вошедшую по затылку. А у моей жены после этого целый день головная боль. Или наберет полные руки грязных опилок и швыряет ей в лицо. Однажды, когда она что-то говорила, попал ей даже в открытый рот. А самое неприятное, что этот паршивец старается сходить по маленькому через прутья решетки непременно на пол комнаты. Приходится ей каждый раз за ним подтирать.
Был последний погожий осенний день. Мы решили переместить всю семейку до вечера в садовую вольеру — пусть понежатся на солнышке. Но как их туда доставить? Поводок пристегнуть они не дают, следовательно, надо попробовать запихнуть их снова в транспортный ящик. Я уговариваю их наилюбезнейшим образом, заманивая в ящик, но моя семейка — ноль внимания, притворяется, будто оглохла. Тогда я решаю использовать другой метод: внезапно вскакиваю, начинаю громко орать и размахивать руками как ненормальный. Ромео с испугу бросается в спасительное убежище — транспортный ящик. Я быстренько подбегаю и задвигаю снаружи дверцу, хотя Ромео изнутри пытается этому помешать, упираясь в нее руками и ногами. Однако я не принял в расчет его преданную супругу — ой! — черт бы ее побрал, она вцепилась мне в ногу, порвала носок и даже поцарапала кожу. Когда я поднимаю ящик с Ромео и выношу его из помещения, она злобно ругается мне вслед. Но в саду, в незнакомой вольере, Ромео выходит из ящика вполне степенно, без всяких фокусов — он, видимо, страшно напуган, лицо его побледнело, он тут же принимается детально обследовать новое помещение. Когда я возвращаюсь за Джульеттой, она, как ни странно, по первому моему требованию без излишних пререканий соглашается зайти в свой транспортный ящик, прихватив сына, и через минуту вся семейка снова в сборе, на новом месте. Я приношу им еду, но они так взволнованы новой обстановкой — солнцем, шумящей листвой липы над головой и танцующими тенями, — что забывают даже поесть. Что касается Ромула, то он еще до того мал, что свободно пролезает меж прутьев решетки. Яркая зелень кустарников явно привлекает его внимание. Но на испуганный зов озабоченной мамаши он послушно возвращается назад. Однако пестрый неизведанный мир властно притягивает маленькую обезьянку, и Ромул совершает постепенно все более рискованные и «дальние» вылазки. Вот он добежал уже до клумбы с осенними лиловыми астрами и принюхивается к их нежному аромату. А Ромео и Джульетта тем временем просовывают руки сквозь прутья решетки, срывают траву и с наслаждением ее жуют. Трава, свежая зеленая трава, оказывается, их самое любимое блюдо! Даже сочные листья салата они оставляют лежать в лотке, если могут добраться до травы. Джульетта старается набрать травы про запас и запихивает себе за обе щеки столько, что потом страдает расстройством желудка.
Вечером снова начинается борьба с обезьянами: ни за что не соглашаются они зайти в транспортные ящики, чтобы вернуться в дом. Правда, сначала Ромео заскочил в свой ящик, но сразу же захотел из него снова выбраться, а я не даю. Он просовывает наружу свои пальцы и не дает задвинуть дверцу. Когда я наконец все же ухитряюсь ее закрыть и, облегченно вздохнув, оглядываюсь в поисках Джульетты, то обнаруживаю, что она исчезла — нигде ее нет. Но потом оказывается, что она вместе с детенышем забралась под самый потолок и висит там, не желая слезать. Я и так и эдак ее уговариваю, но она даже смотреть на меня не хочет. Тогда я прошу принести мне цепочку и накидываю ее Джульетте через голову. Но цепочка соскальзывает вниз до самого живота, где висит, прицепившись к шерсти, Ромул. Приходится цепочку снять и попытаться надеть как следует на шею. Но на сей раз Джульетта захватывает ее зубами и не отпускает. Тогда я начинаю ее ругать, и она, устыдившись, роняет цепочку, та соскальзывает под подбородок, а я поспешно защелкиваю ее на карабин. С этого момента Джульетту словно бы подменили: она берется рукой за цепочку (чтобы не стягивала ей шею) и послушно вышагивает рядом со мной, прижимая к себе своего детеныша. По-видимому, там, где Джульетта жила прежде, ее водили на цепочке, и она к этому приучена. Когда все трое уже снова в своей клетке, установленной в цокольном помещении, Ромео неожиданно приходит в игривое настроение. Он ведет себя благодушно и даже готов поиграть с моей женой, протягивая ей руку меж прутьев решетки. Но тут внезапно подлетает Джульетта и своими грязными, испачканными в каше ручками вцепляется ей в волосы. Неужели ревность? Но тогда почему на следующий же день во время уборки клетки Ромео подбегает сзади к моей жене и оставляет ей зубами на память здоровенный синяк?
Совсем не просто бывает подружиться с такой семейкой обезьян, в особенности если у нее есть дети. У меня уже жила когда-то самочка-резус, которая вела себя со мной исключительно мило и приветливо. Она спала у меня на руках, искала у меня в голове «блох», радовалась, когда я приходил домой, и набрасывалась на каждого, кто делал вид, что хочет меня побить. А нашему семейству резусов — Ромео, Джульетте и Ромулу, — тем вполне достаточно собственного общества. Им больше никого не нужно. Они очень привязаны друг к другу, несмотря на то что обращение отца семейства со своими домочадцами нельзя назвать чересчур обходительным. А я для них не более чем навязчивый чужак. Никогда никто из них не станет таким ручным и доверчивым, как моя прежняя Рези, разве только в том случае, если я кого-нибудь из них заберу и буду содержать отдельно. Но на это у меня рука не поднимается: не хочется ради этологического опыта разрушать такую дружную семью. Пускай уж лучше держатся друг за друга и воюют вместе против меня, раз им так хочется.
А я веду свои наблюдения дальше. Сегодня утром они — кто его знает, как им это удалось, —
