рядовым Плотниковым с целью совершить перелет на Гатчинский военный аэродром. Чтобы не угрожать центральным, наиболее людным частям столицы возможностью падения, он направился ко взморью, у самого берега моря облетел город и смело направился в Гатчину. Через 56 минут полета он спустился уже на Гатчинском военном поле, сделав всего около 60 верст. Холодная погода дала знать себя смелому авиатору: он сошел с аэроплана полузамерзшим, несмотря на теплую одежду.
Честь и слава отважному военному авиатору!
12 октября в офицерском собрании армии и флота подполковник Генерального штаба СИ. Одинцов прочел лекцию на тему: «О полете через Россию на воздушном шаре». Лектор в живых образах передал слушателям те впечатления, которые им были вынесены из неоднократно совершенных им полетов на воздушных шарах, и в особенности впечатления полетов, произведенных им на дальность расстояния. «Немного мужества, немного привычки, – начинает свою лекцию отважный пилот, – требуется для совершения полетов. В самый момент поднятия вверх становится несколько жутко; кажется, точно вся земля провалилась под ногами, но чем подымаешься выше, тем испытываешь все новые и новые ощущения. Чарующие, волшебные картины, открывающиеся сверху, сами собою изглаживают первые неприятные впечатления жуткости и страха. С запада точно на ладони виднеется Финский залив, к востоку – Ладожское озеро, точно рукой подать – Гатчина, Петергоф, Царское… Феерические картины открываются по вечерам…»
А. Блок
Авиатор
Письма Нестерова жене
Наконец-то сегодня, дорогие мои, получился ответ в Главном инженерном управлении. Конечно, препятствий не имеется. Отсрочка дана, и документы высылаются. А между тем опять загвоздка. Надо представить медицинское свидетельство. Сунулся я к врачу инженерного училища, а он возьми да и найди у меня недостатки: опять правое легкое. Говорит: «Нельзя вам летать». Если даже и верно, что он говорит, то мне еще более необходимо попасть в школу, чтобы провести свой проект, а от полетов можно будет и отказаться, они меня вовсе не тянут. Завтра достану свидетельство, так как думаю, что просто у меня один бок короче другого, а потому и есть разница. Думаю, что другой доктор не найдет никаких недостатков, так как в общем-то я себя очень хорошо чувствую, куда лучше, чем перед Владивостоком. 15-го, кажется, решился вопрос о назначении. Я думаю все же не уезжать, хотя еще не решил, когда ехать в Нижний. Думаю отпроситься. Живу у Коли Пораделова и почти все время сижу дома и той тоски, что раньше, не чувствую. Коля на 3-м курсе и готовит доклад, на лекции не ходит, и поэтому одному мне сидеть не приходится. Что-то даст мне завтрашний день?! Хорошо бы, если можно было бы уехать. Что-то ты не пишешь ничего о детишках, как здоровье? Наверное, устаешь страшно. Пиши, дорогая, а то и так тоскливо, все вспоминаю романс «Дитятко»…
Ну, целую крепко, целуйте Маргуньку и Петуха.
Дорогая моя детка! Сегодня я отнес в Главное инженерное управление медицинское свидетельство, очень короткое и вполне удовлетворительное, так как сам его составлял. В управлении мне сказали, что до 15-го мне нужно быть в Питере, так как в это время будет решено окончательно. Подумываю о совместном житье с Пораделовым на хорошей квартире. Вечером думаю написать закрытое письмо. Целую крепко, целуй маму, Дутика и Петуха. Пиши: Мытнинская, 8, кв. 9. Твой
А. Куприн
Потерянное сердце
Из Гатчинской авиационной школы вышло очень много превосходных летчиков, отличных инструкторов и отважных бойцов за родину.
И вместе с тем вряд ли можно было найти на всем пространстве неизмеримой Российской империи аэродром, менее приспособленный для целей авиации и более богатый несчастными случаями и человеческими жертвами. Причины этих печальных явлений толковались различно. Молодежь летчицкая склонна была валить вину на ту небольшую рощицу, которая росла испокон десятилетий посредине учебного поля и нередко мешала свободному движению аппарата, только что набирающего высоту и скорость, отчего и происходили роковые падения. Гатчинский аэродром простирался как раз между Павловским старым дворцом и Балтийским вокзалом. Из западных окон дворца роща была очень хорошо видна. Рассказывали, что этот кусочек пейзажа издавна любила покойная государыня Мария Федоровна, и потому будто бы дворцовый комендант препятствовал снесению досадливой рощи, несмотря на то что государыня уже более десяти лет не посещала Гатчины.
Конечно, молодежь могла немного ошибаться. Ведь известно, что всех начинающих велосипедистов, летчиков, конькобежцев и прочих спортсменов всегда неудержимо тянет к препятствиям, которые очень легко возможно было бы обойти.
Опытные, дальновидные начальники школы судили иначе: они принимали во внимание топографическое положение Гатчины с окружающими ее болотами и лесами, с близостью Финского залива и Дудергофской горы и, исходя из этих данных, объясняли капризность, переменчивость и внезапность местных ветров. В виде примера они приводили спортивный перелет из Петербурга в Москву штатских авиаторов: Уточкина, Лехре, Кузьминского, Васильева и еще каких-то трех. Все они сели самым жестоким образом на ничтожных Валдайских возвышенностях, поломав вдребезги свои аппараты. Продолжать полет мог только Васильев, и то лишь потому, что Уточкин, сам с разбитым коленом, отдал ему великодушно все запасные части, помог их приладить и лично запустил мотор…
Трагическое, возвышенное и гордое впечатление производил этот угол на гатчинском кладбище, где беспокойные, отважные летчики находили свой глубокий вечный сон. Заместо памятников над ними водружались пропеллеры. Издали это кладбище авиаторов походило на высокий, беспорядочно воткнутый частокол, но, подходя к могиле ближе, каждый испытывал волнующее высокое чувство. Казалось,
